С некоторым удивлением он вынужден был признаться самому себе, что ему нисколько не жаль леди Женевьеву и он не ощущает никакой собственной вины по отношению к ней.
Иногда, расставаясь с женщиной и видя слезы на ее глазах, граф чувствовал сожаление, что он, сам того не желая, увлек ее так сильно и сердце ее еще долго не сможет успокоиться, испытывая боль при воспоминании о нем.
Однако на этот раз он был совершенно уверен, что если у Женевьевы и есть сердце, оно никоим образом не пострадает от их разрыва.
Он знал, что никто не смотрит на него просто как на человека, интересного самого по себе, независимо от его общественного положения и собственности, которой он владеет.
В юности он еще надеялся найти женщину, которая полюбит его самозабвенно, со всеми его достоинствами и недостатками, не думая при этом о том, что он граф и наследник громадного состояния, уважая и ценя в нем исключительно его собственные способности, сердце и ум.
Однако вскоре он понял, что чуда не произойдет и такой женщины просто не существует.
Пару раз ему действительно на какое-то время показалось, что прекрасные женские глаза смотрят на него с нежностью и любовью, обращенными к нему самому, к тому, что есть в его душе, а не в кармане, а алые, полуоткрытые губы самозабвенно ищут его рот не для того, чтобы потом, когда пройдет эта минута, попросить оплатить очередной счет Но хотя женщины, без сомнения, влюблялись в него, отдавая ему свое сердце и душу, он, несмотря на всю свою внешнюю привлекательность и незаурядный ум, никогда не был до конца уверен, что они любят именно его и к чувствам их не примешивается никакого расчета.
«О Озри, я люблю тебя!», «Ах, я люблю тебя, люблю!»— как часто он слышал эти слова, произносимые шепотом, в темноте, когда женщина лежала в его объятиях, и ему всегда хотелось верить, что слова эти идут из глубины ее сердца, потому что он тот возлюбленный, о котором она мечтала, о котором грезила в своих девических снах.
Однако всякий раз, когда на смену ночи приходило утро, вслед за любовными вздохами шли тонкие, обычно очень тактичные и неназойливые намеки о драгоценностях, которые очень подошли бы к новому наряду, или о неоплаченном счете за чудесное платье, которым он восхищался вчера вечером.
«Вероятно, мне просто не везет, — размышлял иногда граф, — или я просто вращаюсь не в том обществе и встречаюсь не с теми женщинами».
Потом он начинал смеяться над собой, думая, что, наверное, мама рассказывала ему в детстве слишком много волшебных сказок, и где-то, в самом дальнем уголке его сознания, сохранилась чудесная история о пастушке, которая вышла замуж за короля, или о бедной девушке, одетой в лохмотья, которая полюбила слугу, не зная, что на самом деле он переодетый принц.