Они глядели друг на друга, пока он не заговорил первым, но словно между ними было не короткое расстояние, а невидимая бездна времен.
— Извините меня, если я напугал вас. Я не думал, что здесь кто-нибудь есть.
Он подумал вдруг, что она не ответит. Но она тихо и мелодично произнесла:
— Вечером здесь бывает мало посетителей.
— На это я и надеялся.
Он приблизился и увидел, что она глядела между колоннами туда, где через реку простирался изумительный вид на Долину Царей.
Чувствуя, что должен что-то сказать и вместе с тем не заводить неуместного легковесного разговора, он заметил:
— Вы слишком молоды, чтобы интересоваться смертью.
Она вновь повернулась к таинственным холмам вдали, розовеющим в лучах заходящего солнца.
— Египетское слово, которое мы переводим как «гробница», — сказала она после паузы, показавшейся герцогу долгой, — означает «обитель вечности».
— Они верили в жизнь после смерти?
— Конечно, — ответила она, — а поскольку у них было ясное представление, какова она будет, то брали с собой все, что должно было пригодиться им в новом мире, в который они уходили.
Герцог подумал, что как раз об этом-то он и хотел знать, но не находил в книгах, в которых содержался лишь длинный перечень фараонов и не менее длинное описание богов, которым они поклонялись.
— Расскажите мне, во что они веровали.
— Благополучие их души зависело от сохранности тела, — отвечала она. — Когда же исчезало тело, исчезал и дух.
Это объяснило герцогу многое из того, что было неясно ему прежде.
Он понял, почему древние египтяне скрывали своих умерших фараонов в тайных гробницах и почему помещали туда их личные вещи, одежду, украшения, мебель, оружие, колесницы и даже еду.
— Они были счастливыми людьми, — задумчиво сказала девушка. — Фараонов изображают тиранами, жестоко обращавшимися со своими рабами, которые возводили для них пирамиды, представляют безжалостными к приближенным и порочными в личной жизни… но это не так.
— Как вы узнали столько о них? — поинтересовался герцог.
Она улыбнулась, и герцог увидел перед собой чудесное создание, прелестнее которого он еще не встречал, и она совершенно не походила на его прежние представления об идеале красоты.
Она странным образом сочеталась с этим местом, будто являлась его частью, как ему и показалось вначале, когда он заметил ее.
— Я живу здесь, — ответила она на его вопрос, и он с удивлением взглянул на нее.
— Круглый год?
— Да. По крайней мере с тех пор, как мой отец приехал в Луксор.
— А до этого?
— Мы ездили по стране, порой разбивая лагерь в пустыне.
Он не сводил с нее изумленного взгляда.