Ее почему-то пронзило сильное ощущение, что ее отец отделен сейчас от них всего лишь деревянной дверью, и она добавила:
— Я надеюсь, что он… знает о том, что вы… предложили.
Не проронив больше ни слова, она прошла в комнату, где лежал отец.
Герцог сел в плетеное кресло, раздумывая о том, что никто бы не поверил, услышав его рассказ о всех невероятных происшествиях, которые случились с ним после прибытия в Луксор.
Положив рукописи на колени, он вновь оглядел комнату. Герцог был совершенно уверен, как и в первый раз, когда увидел эту коллекцию, что многие из стоящих здесь египетских резных изделий, статуэток и чаш имеют большую ценность.
«Очень многие коллекционеры во всем мире, — рассуждал он про себя, — захотели бы обладать этой маленькой статуэткой фараона с головой кобры на голове».
Здесь была и фигурка божества с головой сокола, которую с готовностью приобрел бы любой музей.
Он решил, что прежде, чем позволит Иризе продать хотя бы одну из этих ценностей, не только покажет их лучшему египтологу в Лондоне, но и постарается сам узнать побольше о подобных вещах, чтобы быть уверенным, что ее не обманут во время продажи.
«Я считал себя человеком сведущим, — со вздохом подумал он, — а тут обнаружилось мое полное невежество относительно царства, существовавшего за три тысячи двести лет до нашей, эры».
Прошло два часа, прежде чем открылась дверь спальни и вышла Ириза со свечой, которая стояла возле кровати.
Она тихо закрыла дверь и ничего не сказала поднявшемуся навстречу герцогу, лишь слабо улыбнулась, проходя мимо него к себе в комнату.
Он знал, что любовь к отцу и молитвы привели ее в то состояние, в котором она пребывала, общаясь с ним в том мире, куда он ушел, покинув бренную землю.
Герцог знал, что она надеется на его понимание, и он действительно проникся ее чувствами.
Записи, которые он читал, были настолько интересны и настолько поглотили его, что ему жаль было отрываться от них ради сна.
Несмотря на бодрый и активный умственный настрой, герцог все же чувствовал, что устал физически после долгой утренней поездки верхом.
Он снял с себя одежду, облачился в длинный голубой халат, приготовленный для него Дженкинсом, и лег на холодную кровать, оказавшуюся удивительно удобной.
Укладываясь, он вспомнил о маленьком револьвере, который Дженкинс привез по его указанию, спрятав в кармане халата.
Он вынул его, положил на стул рядом с кроватью, на котором горела свеча, бросил последний взгляд на сокровища, которые охранял, как Иризу, и задул свечу.
Герцог проспал, может быть, часа два, когда неожиданно проснулся, предчувствуя опасность. Он не двигался, только прислушивался, зная, что его сон нарушило нечто необычное.