«Мне нужно прямо с лагеря —
Не бывши под судом!»
«Да вы ведь знать не знаете,
За что вас осудили, —
Права со мной качаете —
А вас еще не брили!»
«Побреют – рожа сплющена! —
Но все познать желаю,
А что уже упущено —
Талантом наверстаю!»
«Да что за околесица, —
Опять он возражать, —
Пять лет в четыре месяца —
Экстерном, так сказать!..»
Он даже шаркнул мне ногой —
Для секретарши Светы:
«У нас, товарищ дорогой,
Не университеты!
У нас не выйдет с кондачка,
Из ничего – конфетка:
Здесь – от звонка и до звонка.
У нас не пятилетка!
Так что давай-ка ты валяй —
Какой с артиста толк! —
У нас своих хоть отбавляй», —
Сказал он и умолк.
Я снова вынул пук бумаг,
Ору до хрипа в глотке:
Мол, не имеешь права, враг, —
Мы здесь не в околотке!
Мол, я начальству доложу, —
Оно, мол, разберется!..
Я стервенею, в роль вхожу,
А он, гляжу, – сдается.
Я в раже, удержа мне нет,
Бумагами трясу:
«Мне некогда сидеть пять лет —
Премьера на носу!»
‹Между 1970 и 1978›
Стареем, брат, ты говоришь.
Вон кончен он, недлинный
Старинный рейс Москва – Париж, —
Теперь уже старинный.
И наменяли стюардесс
И там и здесь, и там и здесь —
И у французов, и у нас, —
Но козырь – черва и сейчас!