— Ваши предположения просто неисчерпаемы. Вы кончили?
— Нет, пожалуй, вы мне напомнили еще об одном. С вашей стороны было бы крайне неумно попытаться заставить меня замолчать тем способом, какой вы применили к мистеру Экройду. Имейте в виду, что такие штучки бессильны против Эркюля Пуаро.
— Мой дорогой Пуаро, — сказал я с легкой улыбкой, — кто бы я ни был, я не дурак. Ну, что ж, — добавил я, поднимаясь, — мне пора домой. Благодарю вас за чрезвычайно интересный и поучительный вечер.
Пуаро тоже встал и проводил меня своим обычным вежливым поклоном.
Пять часов утра. Я очень устал, но я кончил мою работу. У меня болит рука — так долго я писал. Неожиданный конец для моей рукописи. Я думал опубликовать ее, как историю одной из неудач Пуаро. Странный оборот принимают иногда обстоятельства.
С той минуты, когда я увидел взволнованно беседующих миссис Феррар и Ральфа Пейтена, у меня появилось ощущение надвигающейся катастрофы. Я решил, что она рассказала ему все. Я ошибся, но эта мысль не оставляла меня до тех пор, пока Экройд в кабинете в тот вечер не открыл мне правды.
Бедняга Экройд. Я рад, что пытался дать ему возможность избежать такого конца — я же уговаривал его прочесть письмо, пока еще не поздно. Впрочем, нет, буду честен: ведь подсознательно я понимал, что с таким упрямым человеком, как он, это лучший способ заставить его не прочесть письма.
Кинжал был неожиданным вдохновением. Я принес с собой подходящее оружие, но, увидав кинжал в витрине, решил, что лучше использовать оружие, которое никак со мной не связано.
Наверное, я сразу решил убить его. Лишь только я услышал о смерти миссис Феррар, как тут же почувствовал уверенность, что она ему все рассказала перед смертью. Найдя его в таком волнении, я подумал, что, возможно, он знает правду, но не верит, хочет дать мне возможность оправдаться. Поэтому я вернулся домой и принял меры предосторожности. Если его волнение оказалось бы связанным с Ральфом, что ж, они ничему бы не помешали. Диктофон он отдал мне перед этим для регулировки. В нем что-то не ладилось, и я убедил его не отсылать аппарат назад, а дать его мне, дескать, попробую починить. Я починил его и захватил с собой в чемоданчике. В общем, я доволен собой, как писателем. Можно ли придумать что-нибудь более изящное: «Было без двадцати минут девять, когда Паркер принес письма. И, когда я ушел от Экройда без десяти девять, письмо все еще оставалось непрочитанным. У двери меня охватило сомнение, и я оглянулся — все ли я сделал, что мог?» Ни слова лжи — вы видите. А поставь я многоточие после первой фразы? Заинтересовало бы кого-нибудь, что я делал эти десять минут?