Слуга принес Хью его меч и ножны. Позади слуги в ожидании стоял портной, держа наготове алый бархатный берет в руках. Первой мыслью Хью было отказаться надевать его, но потом он решил смириться. «Какая разница, – сказал он себе, – я уже и так выгляжу глупее некуда».
В покоях королевы их встретила камеристка с миловидным лицом, бледным в неярком свете, и провела в маленькую комнатку. Здесь Хью поджидал невысокий человек в пышном платье, украшенном драгоценными камнями, который представился графом Арно де Северье, приближенным его величества Карла, короля Франции, и дядей злополучной леди де Северье. Граф был человеком средних лет, с печатью порочности на красивом лице и вкрадчивыми манерами, которые вызвали у Хью инстинктивную неприязнь.
– Вы более привлекательны, чем я предполагал, – заявил де Северье, окинув Хью оценивающим взглядом, – высокий, светловолосый и, – он взглянул пристальней, – с голубыми глазами, как она любит. Вы, несомненно, понравитесь королеве. Однако вы не должны забывать о любезной улыбке. Для Мадам внешность – это все. Видите ли, она всего лишь ребенок. Вы не говорите по-французски?
Хью признался, что не владеет французским. Его познания в нем были ничтожны и не шли дальше кое-каких сочных выражений, к которым ему, как солдату, приходилось прибегать.
– Это не имеет значения, – де Северье небрежно махнул рукой. – Я с удовольствием выступлю в качестве переводчика. Хотя должен вас предостеречь: при разговоре непременно будут присутствовать ее фрейлины. Они понимают английский не в пример лучше Мадам, так что взвешивайте каждое свое слово.
Камеристка, встретившая их, вновь появилась в дверях. Де Северье взял у нее лампу и отослал женщину назад.
– Идемте, – сказал он и вышел в полутемный коридор, ведущий в прямоугольной формы зал, одну из стен которого занимали изящные сводчатые окна.
Изабелла, королева-девочка, казавшаяся такой хрупкой в своем шелковом платье шафранового цвета, расшитом золотом и мелким жемчугом, сидела на резном кресле флорентийской работы, спиной к окнам. Позади ее кресла стояли две фрейлины. Не будь в ее осанке столько горделивого благородства, подумал Хью, она выглядела бы комично, как ребенок, изображающий взрослую даму.
На стенах пылали светильники, затмевая закат, догоравший за окнами. Хью слушал де Северье, который представлял его королеве, ни слова не понимая из его речи.
Королева ждала, когда он закончит, – маленькая, неподвижная фигурка в громоздком кресле. Наконец де Северье завершил свое витиеватое вступление, отвесил легкий поклон и шепнул Хью: