Ему опять вспомнилась фраза: Она умерла молодой…
Мысленно повторяя эти слова, он смотрел на Эльзу Диттишем, которая когда-то была Эльзой Грир.
Он никогда не узнал бы в ней той, что была на картине, которую показал ему Мередит Блейк. Там она была воплощением юности, воплощением энергии. Здесь же юности не было, быть может, не было никогда. Зато теперь он увидел то, чего не увидел в картине Крейла: Эльза была красивой женщиной. Да, навстречу ему шла настоящая красавица. И, разумеется, совсем еще молодая. Сколько ей? Не больше тридцати шести, если, когда случилась трагедия, ей было всего двадцать. Ее темные волосы были безупречно уложены на идеальной головке, черты лица были почти классическими, грим наложен очень умело.
Ему вдруг стало не по себе. Наверное, по вине старого мистера Джонатана, рассуждавшего о Джульетте… Никакой Джульетты здесь нет, впрочем, можно ли представить себе Джульетту уцелевшей и примирившейся, что нет ее Ромео?.. Разве сущность Джульетты не в том, что ей суждено было умереть юной?
Эльза Грир осталась жива…
Она обращалась к нему, произнося слова ровным, даже монотонным голосом:
— Я так заинтригована, мсье Пуаро. Садитесь, пожалуйста, и скажите, чем я могу быть вам полезна.
«Она вовсе не заинтригована, — подумал он. — Ничто не способно ее заинтриговать».
Большие серые глаза, похожие на мертвые озера. Пуаро в очередной раз прикинулся иностранцем.
— Я в замешательстве, мадам, в полнейшем замешательстве, — воскликнул он.
— Почему?
— Потому что я понял, что это… это воссоздание былой трагедии может оказаться исключительно болезненным для вас!
Ее это, похоже, позабавило. Да, именно позабавило. Она явно смеялась над его страхами.
— Наверное, это мой муж вас надоумил? Он ведь встретил вас, когда вы приехали? Он ничего не понимает. И никогда не понимал. Я вовсе не такая чувствительная, какой он меня представляет. — Ее по-прежнему забавляла создавшаяся ситуация. — Мой отец был простым рабочим, но сумел выйти в люди и скопить состояние. Для этого нужно быть толстокожим. Я такая же.
«Да, это правда, — подумал Пуаро. — Нужно быть толстокожей, чтобы поселиться в доме Кэролайн Крейл».
— Так чем же я могу вам помочь? — повторила леди Диттишем.
— Вы уверены, мадам, что вам не будет больно обсуждать прошлое?
На секунду она задумалась, и Пуаро вдруг пришло в голову, что леди Диттишем — человек искренний. Она способна солгать из необходимости, но не ради корысти.
— Нет, больно не будет, — задумчиво сказала леди Диттишем. — Признаться, я бы даже не возражала, чтобы стало больно.