- Мама-а-а! - вырвалось у меня. Я закрыл глаза, спрыгнул в окоп и нажал спуск автомата.
- Ура-а-а! - донесся до сознания крик Батюка, и потом уже я не слышал ничего, кроме непрерывного, заполнившего весь мир треска: тра-та-та-та...
...Когда кончились патроны и унялась дрожь в руках, я бросил автомат, сорвал с пояса гранату и открыл глаза.
Передо мной был пустой окоп. В двух шагах от меня лежал с раскинутыми, как у Христа на распятье, рукг.ми немец. Рядом с ним застыл другой труп: руки охватили голову, склонившуюся к земле. Вокруг валялись пулеметы, автоматы, консервные банки, разодранные одеяла, куча стреляных гильз. Не понимая, что происходит, я медленно пошел по окопу. Вот еще труп, еще... Одеяла, плавающие в воде, пустые консервные банки... У меня подкосились ноги, тяжелый горький ком подкатил к горлу.
Я опустился прямо в воду, положил голову на колени и громко зарыдал.
Бедный Гавриил Джакели, зачем ты шел на смерть?
Зачем ты боролся со страхом? Чтобы очутиться в пустом окопе?
- Батюк, что это такое? - спрашиваю я, всхлипывая, у бледного как полотно Батюка.
- Ну, будет, будет! - бормочет он и садится в лужу рядом со мной.
- Нет, ты скажи! Ты объясни, как же это так?!
- Да кто мог подумать!.. Ушли, видать, мать их... Мы же не знали...
- Что нам теперь делать? Окоп-то пуст?
- Тю-тю... Нашел о чем думать! Впереди-то окопов знаешь еще сколько!.. Ладно, не плачь, и без твоих слез здесь полно воды! - Батюк улыбается жалкой, вымученной улыбкой, и слезы, не переставая, льются из его голубых глаз.
...Я спал весь день, и весь день у моего изголовья стояла женщина в белом. Она улыбалась.
"Они, оказывается, на самом деле ушли, - говорил я. - Вы сказали, что они уйдут ночью. Они и ушли. Но я не знал этого, клянусь, не знал. Я шел на верную смерть.
Клянусь, боялся, но шел".
Женщина в белом улыбалась. Потом она исчезла, растворилась в тумане, и там, где только что стояла женщина в белом, появился костер, огромный, с синеватым пламенем, веселый костер. Я, Батюк и Виноградов сидели и грелись у костра, озябшие, промокшие, измученные.
Ночью нас вызвал Шмидов.
- Ребятки, хорошие мои, я вас представил к награде!
- За что же, товарищ старший лейтенант? - спросил я.
- За пустой окоп! - улыбнулся он и протянул мне папироску.
...С войны отец вернулся с четырьмя орденами, тремя медалями, двумя костылями и слегка заплетавшимся языком. Когда моя мать Манана вышла за него замуж, родные ее, оказывается, разбушевались:
- Отец - Рыло, сын - хромой и заика, какие же у них пойдут дети?