Щербина утвердительно кивнул головой.
- Как, неужели молла молится, обращаясь в нашу сторону?! - воскликнула директорская жена.
- Конечно!
- А он имеет такое право? - спросил директор.
Джакели и Щербина удивленно взглянули на меня.
Я подмигнул им.
- Такого права он, конечно, не имеет, но все же молится, - ответил Джакели.
- А какие меры принимаем мы? - рассердился директор.
Ребята опять с недоумением посмотрели на меня...
- В том доме живет сельский староста, а в том - учитель. Видите во дворе красивую девушку? Это жена учителя, - продолжал Джакели.
- Скажите, как они обращаются с женщинами? - спросила жена директора.
- Отвратительно! Вот, например, у учителя нет быка, и весной он впрягает в плуг собственную жену... Позавчера был день получки, он вернулся домой пьяный, набросился на жену и избил ее... Чем, вы думаете?.. Веревкой!
Мокрой веревкой! А еще, говорят, он обрезает детям уши и сушит их... А мы все удивлялись, почему на свете так много безухих детей... - Джакели ласково потрепал по уху директорского мальчика.
- Боже мой! - ужаснулась супруга директора. - Неужели его не привлекают к ответственности?!
- Что вы! Наоборот, за каждое детское ухо выплачивают по одной лире.
Женщина помоложе, почувствовав подвох, попросилась вниз. За нею последовали остальные.
- Щербина, не кажется ли тебе, что у тебя да у твоего дружка Джакели слишком длинные языки? - спросил я, отстав от гостей.
- Кажется, товарищ лейтенант! - вытянулся он.
- А знаешь ли ты, что за это можно и на гауптвахту попасть?
- Знаю, товарищ лейтенант!
Ну что ты скажешь? Я махнул рукой и пошел догонять экскурсантов.
..Помнишь, Саргис, в пятьдесят пятом я один месяц проработал на Ткварчельской шахте. Тогда я решил, что ие может быть на свете профессии тяжелее шахтерской.
В шестьдесят втором вместе с цнорийскимн пастухами пошел на зимние пастбища. Дни, проведенные на шахте, мне тогда показались райской жизнью. А теперь скажу тебе, что по сравнению с пограничной службой зимни-е пастбища сама божья обитель! А мы с тобой... Напишем две с половиной строчки и воображаем, что весь мир принадлежит нам! А пограничник ничегc не требует. Он безмолвно делает свое дело. Он совершает геройский поступок и молчит. Похвалят его - он: "Служу Советскому Союзу!"
Он поднимается в любое время дня и ночи. Одевается.
Идет. Вернется ли он? Этого никто не знает. Он и-е может прыгать, но сейчас прыгает. Он не умеет ползать по скале, но сейчас ползет. Он никогда до этого не плавал, но сейчас плывет... Это нечто совершенно особенное пограничник! В нем живет одно-единственное чувство: всепоглощающее, всеобъемлющее чувство любви к Родине, родной земле, солнцу и морю, деревьям и траве, хлебу и винограду, дворцам и развалинам... Пограничник мыслит, дышит, просыпается и засыпает с одной-единственной думой - думой о святом своем долге, о святой своей обязанности, о защите Родины. Вот что такое пограничник. Вот такой человек майор Чхартишвили.