– Он помолчал.
– Я ошибаюсь?
– Нет. Вы совершенно правы.
– Она заговорила, отчаянно, горько.
– Как глупо было молчать, но мне было стыдно, и я не хотела, чтобы все узнали! Ведь тогда бы все узнали. И потом, меня оскорбило такое нелепое подозрение… подозрение, будто я…
Пуаро закончил фразу за нее:
– Вам показалось оскорбительным подозрение в убийстве?
– Да, – и снова неудержимая исповедь, – я так отчаянно старалась скрыть ото всех… ведь она не виновата. Ее книги больше не покупают. Всем надоел ее дешевый секс, а она никак не может смириться, ей это кажется несправедливым. И вот она стала пить. Я долгое время не могла понять, почему она ведет себя так странно. Потом поняла, пыталась остановить ее. Какое-то время все шло нормально, но вдруг началось снова, и жуткие скандалы и ссоры с посторонними людьми. Ужасно, – она вздохнула.
– Мне приходится быть начеку, чтобы вовремя увести ее… И вот она возненавидела меня. Она во всем винит меня. Иногда я вижу это в ее глазах…
– Бедная девочка, – сказал Пуаро. Она резко повернулась к нему.
– Не смейте меня жалеть. Не будьте ко мне добры. Мне легче без этого.
– Она глубоко и горестно вздохнула.
– Я так устала. Смертельно устала.
– Я знаю, – сказал Пуаро.
– Все вокруг считают меня грубой, невоспитанной, упрямой. А я ничего не могу поделать. Я разучилась быть хорошей.
– Я же говорил вам – вы слишком долго несете свое бремя в одиночестве.
– Какое облегчение разговаривать с вами, – медленно сказала Розали, – вы всегда были так добры ко мне, мсье Пуаро. А я так часто обходилась с вами безобразно грубо.
– Вежливость совсем не обязательна между друзьями.
Она вдруг снова стала подозрительной.
– Наверное, вы расскажете о нашем разговоре? Вам ведь придется объяснить, почему я выбросила за борт эти проклятые бутылки?
– Нет, вовсе не придется. Вы только ответьте мне: когда это было? Десять минут второго?
– По-моему, да. Я не помню точно.
– Так, теперь скажите, мадемуазель, вы видели мадемуазель Ван Скулер?
– Нет, не видела.
– По ее словам, она выглянула из двери своей каюты.
– Наверное, я не заметила. Я оглядела палубу, а потом повернулась к реке.
– Значит, вы не видели ничего – совсем ничего, когда были на палубе.
Наступило молчание, долгое молчание. Розали нахмурилась, казалось, она серьезно обдумывает что-то. Наконец, она решительно проговорила:
– Нет, я никого не видела.
Эркюль Пуаро медленно покачивал головой. Он был печален и очень серьезен.