Выпив вино залпом, делает знак повторить. Луи обдумывает, как бы так, половчее ввернуть вопросик.
– Давайте выпьем, хозяин.
Тот бормочет что-то невнятное и наполняет свой стакан бесцветной жидкостью.
– Ваше здоровье!
– Ваше!
Народу ни души. Бар как бар.
Кто же это мне говорил, будто здесь есть барышни? Не Рене… Вспомнил: парень, с которым я играл в белот. Да, точно. Он объявил четырех дам и добавил: «совсем как у Гю…» Никто не понял, на что он намекает, и тогда он рассказал, что один марселец купил у Гю бар, который прогорал, и переоборудовал в подпольный бордель с четырьмя потрясными девками. Имя парня я позабыл. А может, это все-таки был Рене. Не спросишь же у хозяина так, с бухты-барахты… Он и без того на меня косо смотрит, явно не доверяет.
– Ваше здоровье!
– Ваше!
Хозяин, как принято, опять наполняет стаканы.
– Я приятель Рене.
– Какого еще Рене?
– Рене Блондена.
– Я такого не знаю.
– Он штукатур… Работает со мной на стройке в Роньяке.
– Ну и что из этого?
В глубине бара открывается небольшая дверь. Ах да, как же, как же: позади есть еще зал. Прежде там устраивали собрания. Выходит клиент. Ясное дело, барышни там. Хозяин прощается с ним за руку. Вот они завели какой-то спор. Не обо мне ли? Уж не принимают ли они меня за легавого?
– Налейте-ка мне анисовой, хозяин!
Из задней двери выходит еще один тип.
– Не помните Рене Блондена? Молодой такой парень лет двадцати трех – двадцати четырех, видный малый?
– Нет, я такого не знаю.
– Мне рассказывали, будто у вас теперь все по-другому. Но я что-то особых изменений не приметил.
Хозяин не отвечает. Ей-богу, он глядит на меня косо. Оба типа направляются к выходу и, поравнявшись со мной, рассматривают в упор.
– Налейте-ка мне последнюю, хозяин.
– Всегда пожалуйста.
Хозяин смотрит на меня волком. Кажется, он напуган. В бар входит мужчина… Черт, этот мне знаком. У него на нашей улице бакалея. Вечно заигрывает с покупательницами. Мари давно перестала у него покупать. Не то он меня не узнал, не то притворяется.
Он перешептывается с хозяином – я им мешаю.
– Сколько с меня?
– С анисовой – семь стаканов. Значит, четыреста двадцать франков.
– Тогда налейте восьмой, и будет пятьсот.
– Нет, четыреста восемьдесят.
Лавочник уселся за столик. Нервно барабанит пальцами. Хозяин тоже нервничает. У меня закружилась голова. Восемь пастисов – не ахти как много, а меня развезло. Я кладу на стойку пятисотфранковую бумажку. Из маленькой двери высовывается блондинка – до писаной красавицы ей далеко – и манит лавочника рукой. Все это мне порядком уже надоело. Чего, собственно говоря, я здесь торчу? Прикрыв бумажку лапой, хозяин протягивает мне сдачу – двадцать франков. Я сую монету в карман.