Видать, Рене рассказывал мне басни, или я перепутал адрес.
Пока девица закрывает за собой дверь, из задней комнаты доносится музыка, громкие голоса. Нет, я адрес не перепутал.
Тут есть второй зал, как при Гю.
Хозяин облокотился на стойку прямо напротив меня. Он сверлит меня своими маленькими серыми глазками. У него квадратная челюсть, широкие плечи.
– Так в чем дело? – спрашивает он.
– Мне сказал один парень, может, и не Рене, что тут… но, кажется, я ошибся.
– Да, похоже, тебя облапошили.
От ночной прохлады Луи развезло еще больше. Он толкает мотороллер через мост. Огоньки – перевернутые луны – дрожат на воде. Ноги у него отяжелели, голова трещит. Он отупел от вина, от тоски и недовольства собой. Идет сам не свой. По привычке заходит в ближайший к дому бар – он туда заглядывает чуть ли не ежедневно. И снова пьет без всякого желания, как автомат.
– Ты что, не смотришь вечернюю передачу?
– Нет, молчи!
Мари сидит в кресле, сжав голову руками, и слушает пластинку. Мелодия ему незнакома.
– Что ты поставила?
– Тсс! Я купила эту пластинку сегодня в Марселе.
– Ты ездила в Марсель?
– Да. Помолчи.
Луи шатается. Еле успевает схватиться за притолоку.
– Закрой дверь.
– С чего это ты таскалась в Марсель, милочка моя?
Он с трудом выговаривает слова.
– Ты пьян, – кричит Мари, – пьян…
Швырнув сумку на диван, Луи идет на Мари.
– Зачем ты ездила в Марсель?
– Купить эту пластинку.
– Эту пластинку! Эту пластинку! Ах, мадам любит музыку.
– Луи! Не подходи, ты мне опротивел!
– Тебе тоже? Я тебе опротивел… Я себе опротивел… Я всем опротивел. Ну и плевать.
Он валится на диван.
– Плевать, слышишь… Плевать я хотел на все, на всех Мари и Мели… Мелисанд… На Алонсо… и на шлюх. На всех, слышишь, на всех.
– Луи, встань с дивана! Иди ложись спать.
– Я и так лежу.
– Ступай в спальню… И не стыдно тебе так напиваться?
– Я тебе сказал, что мне плевать… Консуэла, ты знаешь Консуэлу? А лавочник – свинья.
Напрягши все силы, Мари стаскивает Луи с дивана. Еще немного – и он свалился бы на пол.
– А ты, кто ты есть? Мари Беррская, Мари Мартигская? Нет, ты Мари Марсельская.
– Пойдем, Луи.
Ей удается поднять его на ноги, выдворить в спальню.
– Ладно, я ложусь… Но ты скоро ко мне придешь, правда, ты скоро придешь? Ты моя жена!
– Да.
Он валится поперек кровати. Мари снимает с него ботинки, подкладывает подушку. Он обнимает ее за талию. Она высвобождается, отодвигает его на середину постели… Он уже спит.
Пластинка вертится вхолостую. Мари переводит иглу. Она слушает музыку сначала, ей страшно. Страшно за Луи, страшно за себя.
Эта музыка, в которой бьются волны, дует ветер, теперь не потрясает ее, а мучит. Она несет бурю.