– Я и не наезжаю, не за что пока, – миролюбиво согласился Немигайло. – Давайте, мужики, с другой стороны зайдем. Вот Троекуров раньше часто заходил за декорации?
– А чего ему там делать? – спросил быстро успокоившийся Генка. – Туда вообще, кроме нас, почти никто не заходит.
– Объясни поточнее, что значит «почти»?
– Ну, электрики там бывают, когда кабели для осветителей тянут. Вроде бы больше никто.
– Нет, ты забыл, – напомнил его напарник. – Еще для этой игрушки компьютерщики свои кабели тянут и ящики какие-то ставят. А больше точно никто туда не лазает. Чего там в темноте и грязище делать-то?
– Понятно. Ну, с вами еще следователь будет разговаривать, а у меня пока все. Спасибо, мужики.
– Сухое «спасибо» горло дерет, – не преминул подколоть Немигайло Генка.
– Ты извини, друг, но мне его вам промочить нечем. Сами уж как-нибудь...
– Да как-нибудь найдем, чего теперь еще делать? Вы же нас держите, а другую декорацию все равно кровь из носу, а к утру поставить надо. Думаешь, из-за этого съемки перенесут? Как же, разбежались! Кровь только замоют – и понеслась! Тут, начальник, конвейер – не хуже, чем на «ЗИЛе».
Колапушин даже и не представлял, сколько требуется сложной электроники и техники для телесъемок.
Целая стена в аппаратной была занята несколькими рядами больших телеэкранов, которых здесь было не меньше полутора десятков. Перед ними – огромный пульт с сотнями разноцветных регуляторов, ручек, кнопок и тумблеров. Микрофоны, какие-то кабели и еще всякие штуки, названия которых Колапушин и не знал.
На отдельном столике стояли два компьютерных монитора с клавиатурами перед ними. Что-то тихонечко гудело – возможно, вентиляторы, но видно их не было.
– Вот, Арсений Петрович, пожалуйста, садитесь поближе к пульту, – радушно пригласил режиссер Гусев и подвинул большое вращающееся кресло поближе. – А я напротив пристроюсь. Тут нам никто не помешает разговаривать. Можете покурить, если курите.
– Да как вам сказать? Курю иногда, но стараюсь делать это как можно реже. Две-три сигареты в день, не больше.
– Завидую вам – я так не могу. Пробовал бросать, но не получается. Я и плюнул на эти попытки – зачем на старости лет себя зря мучить?
Режиссер вынул из кармана джинсового жилета пачку «Парламента» и зажигалку, а порывшись в ящике под пультом, достал небольшую пепельницу, которую аккуратно пристроил на краешке стола.
– А здесь разве можно курить? – удивленно поинтересовался Колапушин.
– Категорически запрещено! – закуривая отозвался режиссер. – И не только здесь, а вообще во всем здании. Но мне, как режиссеру, делают некоторое послабление. Вытребовал, знаете ли, для себя персонально. Со скандалами, но вытребовал. Что я им, мальчишка? Не могу же я постоянно на улицу выскакивать – некогда мне! Да вы не стойте, садитесь.