Мрачная репутация этого местечка была ничто по сравнению с реальностью.
Ад улучшенной планировки, многоэтажная каменная камера пыток на дальнем севере. Ревущая непогода и Академия Космического Патруля - больше в Доггоце не было ничего. В Доггоц приезжали избалованными юнцами из лучших семей, сыновьями и дочерями коммодоров и адмиралов. Легкомысленный декаданс холености и беспечности безжалостно выкорчевывался. День за днем, один другого жутче, им выворачивали наизнанку мозги - унижали, изводили, уничтожали, перемалывали в порошок. А потом из получившихся бессмысленных и удобных в обращении зомби производили - посредством искусных переплавок и вливания в необходимые формочки - крутых спейсеров.
Получить диплом или умереть - другого выхода не было. И учащиеся, и инструкторы традиционно имели при себе заряженное оружие. Малейшая провинность каралась расстрелом. Дуэли широко приветствовались. Процент самоубийств невероятный.
Но результат был. Выжившие возвращались младшими офицерами, торжествующей элитой, непоколебимо убежденной, что в долгу у нее теперь вся Галактика.
В Доггоце Ваун был в еще большем отчуждении, чем в грязной речной деревушке своего детства. В Пуцайне - если только место носило в те времена это им - он был не как надо сложен, не как принято окрашен - черноволос, темноглаз. Незаконнорожденный сын местной юродивой, он испытывал немыслимые мучения.
В Доггоце он был грязным слизнем, убогим, слабоумным, недоделанным крестьянином, угодившим в среду сыновей и дочерей галактической знати. По их мнению, он не так говорил, не так ел, не так ходил, не так думал. Сам факт его существования близ них не имел ни разумного объяснения, ни оправдания. Его презирали в высшей степени. Делалось все, что можно было придумать, чтобы довести его до отчаяния и саморазрушения.
А слизняк оказался сметливее, сильнее и крепче всех. Он преодолевал препятствие за препятствием, побеждал во всех состязаниях, был первым по всем предметам. Ничтожества продвигались по служебной лестнице, его же офицеры ценили не более, чем содержимое помойного ведра, и издевались над ним, как только могли. На одном из многих пройденных им факультативных, не предусматриваемых системой курсов он научился искусству не спать по много дней кряду. Одноклассники одаривали его тычками, измывались, насмехались, игнорировали, осыпали оскорблениями. После дюжины дуэлей к нему потянулись суицидально настроенные. Тогда он научился, не убивая, калечить, и от него отвязались. Направить ствол пистолета на самого себя он упрямо отказывался, сколько бы раз сей выход ни был ему рекомендован, - потому что самый главный урок, вынесенный им из стен Доггоца, заключался в знании: о чем бы ни шла речь, он превзойдет любого.