Первое сверху письмо было последним по времени:
«Дорогая Инид.
Как ты знаешь, экзаменов у нас по горло. Нам тут с ними вздохнуть не дают. Мне сначала ужасно не нравилось, а сейчас я даже рад. Я вдруг понял, что чуть ли не всю жизнь бегал от дела, и теперь приходится много работать, чтобы нагнать Мысль о том, что учиться классно, возникла у меня, как это ни смешно, с твоей подачи. Я стал гораздо увереннее в себе, как ты, наверное, поняла. Еще не так давно я на всех злился, винил в своих неурядицах родителей, кого угодно. Но, наверно, уж если кто и виноват, так это я сам.
Я понял это только благодаря тебе, Инид. И я отдаю отчет своим словам. Ты никогда не поймешь, как много для меня значили твои письма. По правде сказать, сначала здесь была тоска. Этот пансион отнюдь не Диснейленд. Я не собираюсь здесь долго задерживаться — только до конца семестра. Сдам последние экзамены — и домой. Так что будущее выглядит не так уж плохо. Рад, что и у тебя все хорошо. Твое последнее письмо — высший класс. Я теперь только таких и жду. Я очень хочу увидеть тебя, но не обижусь, если у тебя такого желания нет.
С сердечным приветом, Джордж.
P.S. Спасибо за печенье, которое ты прислала , на день рождения. Оно исчезло через пару секунд, но было великолепно.
Р.P.S. Передай привет моему дружку Уинстону».
— Я не знаю, — что делать». — Инид заговорила, едва Элизабет опустила письмо. — Я не хочу ссориться с Джорджем, но встречаться с ним не могу. Ронни все это не так поймет.
— А я уверена, что Ронни будет рад, если узнает, что ты с таким участием относишься к людям.
Инид упрямо замотала головой.
— Это будет полным крахом. Он взбесится, и я его потеряю. — Она сжала руку Элизабет. — Лиз, ты должна мне обещать, что никому не расскажешь об этих письмах. Поклянись, что не расскажешь!
— Жизнью клянусь!
Элизабет торжественно возложила длань на первую попавшуюся книжку, по толщине похожую на Библию. Это оказался толковый словарь. Она же писатель, и словарь всегда должен быть под рукой. Она, конечно, не Хемингуэй. Пока что пишет только для, школьной газеты «Оракул», да еще ведет рубрику «Глаза и уши».
Элизабет понимала, почему Инид так тщательно старалась сохранить тайну. Последние годы в Ласковой Долине стала бурно развиваться электронно-вычислительная промышленность, но городишко пока оставался настоящей провинцией. Отец близняшек говорил, что в таких городках сплетни множатся, как» мыши в кукурузе.
А уж в школе от сплетен было деваться некуда — столовая, раздевалки, лужайка перед главным крыльцом служили излюбленными местами школьных кумушек, которым до всего было дело — кто с кем гуляет, кто не прочь побаловаться наркотиками, кто в какой цвет красит волосы. Болтовня по большей части была безобидной, но бывало, злая сплетня вспыхивала, как пожар, и тогда в его огне гибли безвинные люди. Элизабет сама только что прошла сквозь этот огонь. Ее сестру-близнеца чуть не забрали в полицию, а она выдала себя за Элизабет. Сплетня доставила Лиз много неприятностей, поэтому ей, как никому, было понятно беспокойство Инид.