— Фелипе когда-нибудь сюда приходит? — неожиданно спросил Агустин, принимая от нее чашку с кофе. Он снял пиджак, распустил галстук и теперь стоял, облокотившись на раковину. Интересно, размышляла Джемма, что подумал бы Фелипе о своем отце, если бы увидел его сейчас? Агустина трудно было назвать холодным, жестоким негодяем, каким окрестил его Фелипе.
— Нет, — спокойно ответила Джемма. — Он слишком занят Бьянкой, чтобы приходить сюда. Вас должно это радовать.
— Но вас — не радует? Она улыбнулась ему.
— Шесть месяцев назад я думала, что с исчезновением Фелипе жизнь моя закончилась. Но я выжила — и снова выживу.
— Вы — сильная девушка, — его слова прозвучали как комплимент. — А почему Фелипе исчез?
— Я… не знаю, но он улетел с Бьянкой в Нью-Йорк.
Припоминая, Агустин де Навас сузил глаза.
— Верно, по моей просьбе… — (Джемма нахмурилась.) — Они — мои единственные наследники, и бумаги требовали их подписей…
Фелипе должен был бы рассказать ей об этом; вместо этого он позволил ей поверить в то, что… Да какая теперь разница? Если бы он рассказал ей правду, она приняла бы ее, и сейчас они, наверное, были бы женаты. Она давилась кофе, борясь с краской, заливающей ее лицо при этих мыслях. Неважно, сколько пройдет лет, неважно, сколько сил она прикладывала, чтобы доказать самой себе, что сделанного не воротишь, — никогда ей не смириться с тем фактом, что Фелипе приходится ей единокровным братом, а они были любовниками.
— Бьянка со временем станет ему хорошей женой, — произнес Агустин, как будто считая, что должен ей что-то объяснить. — Сейчас она еще молода, как жеребенок, но очень скоро он ее взнуздает и приручит. Она латиноамериканка, как и он сам, — всегда лучше держаться своих. — Его многозначительный взгляд напоминал об их предыдущем разговоре.
Боль терзала ее, но теперь она уже могла улыбнуться в ответ на это замечание.
— Вы именно поэтому оставили женщину из Европы, которую любили, и женились на той, что вам выбрал в жены отец? — Джемма понимала, что, задавая этот вопрос, ступает на лезвие ножа. Она даже не знала наверняка, любил ли он ее маму, но эта студия была построена — значит, чувства его были чрезвычайно сильны. Он улыбнулся.
— Сколько времени прошло, — задумчиво протянул он, — а слухи все тянутся.
— Вы построили это для нее, — Джемма обвела взглядом просторную студию. — О студии знают все в округе, и слухи ширятся, со временем они превратятся в легенду. А ваша жена — она не возражала против всего этого?
— Моя жена считала все это невероятно забавным и не упускала случая высказать мне свое мнение в лицо.