Ей уже встречался человек, подобный ему. Она уже однажды убила такого человека.
– Я ничего не имею против, если у вас болезненный вид, это вполне объяснимо, – сказал вполголоса лорд Уитфилд. – Но почему он должен у вас быть еще и испуганный?
– Я боюсь. – И не Фэрчайлдов, как он думает, а его.
– И вы хотите, чтобы они об этом знали?
– Разумеется, я не хочу, чтобы они об этом знали. – Как он всегда ухитряется ее разозлить! – Я не хочу, чтобы они вообще что-нибудь обо мне знали. Но ведь именно вы об этом позаботились?
По его губам пробежала легкая усмешка.
– Вот теперь вы выглядите просто вне себя. Это гораздо лучше.
Она знала, что ему доставляет удовольствие его роль победителя, возвращающегося с поля битвы с добычей. А добыча вот она – в руках! Если он все это планировал, то преуспел свыше всяких ожиданий.
– Ну, ты извлек ее наконец?
Леди Валери оперлась на трость, которой она редко пользовалась, только, чтобы создавать впечатление – ложное, как это было прекрасно известно Мэри – хрупкости и немощи.
– Бедняжка, – обратилась она к Мэри. – Пари держу, вы не так воображали себе свое возвращение.
– Я никак его не воображала, – отвечала Мэри и при этом ни вот столечко не солгала. Она действительно никогда не позволяла себе отрадную мечту о том, как она по возвращении поразит обитателей Фэрчайлд-Мэнор своим великолепием и роскошью.
– Мы на месте, – сказала леди Валери, – Самое худшее позади. Вам больше не придется пускаться в путь, дорогая.
– Да, до отъезда.
Как ни тяжко досталось ей это путешествие, Мэри все же надеялась, что они уедут скоро. А лучше всего – если бы прямо сейчас.
– Сначала надо осуществить нашу цель, – сказал лорд Уитфилд, – а потом можно будет поговорить и об отъезде. – Он окинул все вокруг себя неприязненным взглядом.
Что он такое увидел? Что вызвало у него явное выражение отвращения?
Мэри осторожно подняла глаза на фасад дома своих предков.
Воображая его себе в юных грезах огромным, величественным и нарядным, она, оказывается, ничего не преувеличивала. За прошедшие годы сверкающая беломраморная постройка не уменьшилась в размерах. Здание по-прежнему заполняло небо своей высотой и расползалось, как гигантский спрут, по сассекской равнине. Каждый купол, каждый шпиль, каждый балкон был специально задуман, чтобы создавать впечатление богатства. Огромного, сказочного, несметного богатства.
Переживания душили ее. Ей хотелось съежиться от стыда. Ей хотелось орать от бешенства. Ей хотелось, хотелось, хотелось владеть частицей, нет, быть частицей наследия Фэрчайлдов.
И все же она ненавидела и этот дом, и наследие, и Фэрчайлдов. Ничто не могло этого изменить. Ничто, сколько бы ей ни было суждено прожить.