— Что и когда случилось? — резко спросил Уильям.
— Когда восстановилось твое зрение. Нет? — Уильям покачал головой, а Николас пожал плечами. — Он пил, ты знаешь, каким он становится. Пьет и разъезжает вокруг, ходит, пошатываясь под весом, я не знаю, какой-то тяжкой ноши, которая отягощает его Душу. И он смущен. Весь его рассказ — некая мешанина Фраз о тебе, об Артуре и какой-то глупости о том, как Артур попытался устроить тебе засаду. — Он замолчал, но Уильям ничего не сказал. Николас покачал головой. — Я действительно удивляюсь Артуру. Он просто мальчишка, на которого легко повлиять. Он никогда и не был похож на мужчину.
— Да, — с горечью в голосе согласился Уильям. — Он был всего лишь мальчишкой.
— Был? — Николас просто подскочил при этой оговорке Уильяма. — Господи, Уильям, что тебе известно?
Раздосадованный тем, что он выдал свою осведомленность, Уильям не нашел способа и дальше отрицать ее.
— Чарльз прав. Артур мертв.
— Нет… нет, ведь то, что излил из себя Чарльз, — это какая-то нелепая история?
— Это очень нелепая история, — согласился Уильям. Он отхлебнул эля и оттолкнул кружку. Он не может позволить себе еще одну такую оговорку. Он забыл, насколько проницателен Николас. Широкоскулое лицо Николаса, неровно поросшее щетиной только что от пущенной бороды, скрывало мощый ум. Его ровный, спокойный характер проявлялся только при случайных вспышках притворной сердечности, но манера вести себя соответствовала скорее пожилому человеку.
Сложение Николаса исключало для него саму возможность ратных подвигов. Плечи его казались не шире, чем бедра, а брюшко свидетельствовало о чревоугодии. Он был лыс, если не считать венчика песочного цвета на затылке и над ушами. Череп его был гладким, и он беспрерывно проверял этот факт, нервно проводя по голове рукою. Из-за светлого цвета кожи он постоянно обгорал и облезал, от раздражения нос его постоянно был красным, но это никак не было связано с пьянством. И в самом деле, он делал себе лишь минимум поблажек, сдерживая свои тайные желания и страсти железной рукой. Только глаза его, в которых горел какой-то внутренний огонь, содержали намек на яркость личности своего хозяина. Они были карими, мягкого оттенка, светлые ресницы, окружавшие их, были короткими, а веки красными от дыма очага. Но когда Уильям вспоминал, какие у него были глаза, то об их неприметном цвете никогда и не помнил. Помнился только освещавший эти глаза огонь.
Сомнения переполняли Уильяма. Сомнения в отношении мотивов Николаса. Сомнения касательно сведений, которые так легко шли прямо к нему в руки. Он почувствовал нежелание рассказывать Николасу о признаниях Артура, и Сора, казалось, была в этом с ним согласна.