— Тсс… Пойдемте во двор, — послышался шепот ефрейтора.
Небо серебрилось. Ярко светила полная луна. В доме, казавшемся погруженным в тень, все спало. В тишине особенно четко доносилась отдаленная перестрелка. Тени от лунного света вытянулись и стали резче. Эрвину казалось, что этот хутор один из самых тихих и спокойных уголков мира.
— Что скажете, Йошка?
— Видите ли, я хочу… перебежать, — сказал ефрейтор вполголоса.
— Как, теперь?
— Да, этой ночью.
— Не спешите, мой друг. Я не советую вам.
— Чего же мне еще ждать?
— Мы причинили сегодня русским достаточно неприятностей. Ночная атака… Новые позиции… Состояние нервное, вы сами должны понимать. Они слегка напуганы и не ждут перебежчиков. Если вы покажетесь у их проволочных заграждений, вас могут, чего доброго, пристрелить, — не из злобы, а просто из страха.
Виола помолчал немного.
— Что же делать?
— Потерпите немного. — Эрвин сам не знал, почему он говорил так. Но ему было легче и спокойнее, когда рядом с ним был этот маленький, коренастый человек, он чувствовал в нем опору.
Они прошлись по двору. Виола, видимо, колебался.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я останусь. Но только долго ждать не буду. И вы тоже решайтесь. А теперь я пойду туда.
— Куда это? — удивился Эрвин.
— К лейтенанту.
— Что вы хотите делать? — Эрвин вспомнил, что убийц всегда тянет на место преступления.
Но ефрейтор, видимо, уже обдумал все заранее. У стены хлева стояла лопата. Он взял ее.
— Понимаю, — проговорил Эрвин. — А знаете что, пойдемте-ка вместе.
— Не верите? Думаете, перебегу? — В голосе Виолы послышалась печаль.
Эрвину стало неловко.
— Идите, идите, — буркнул он. — Вы, я вижу, отцу родному не верите.
Виола вскинул винтовку на плечо, взял лопату и вышел за ограду. Через несколько мгновений его силуэт скрылся из виду, и звук шагов затих.
Оставшись один, Эрвин некоторое время находился в состоянии полной отрешенности от окружающего мира. Им овладело сладостное спокойствие, какого он уже давно не испытывал. Но постепенно очарование стало исчезать.
«Собственно, где я теперь? Между двух фронтов. На волнорезе двух враждующих стихий. Вправо — русские, враги. Враги ли?.. Влево наши, свои. Лежат в грязных окопах тысячи, сотни тысяч — солдаты, товарищи. И офицеры. Свои ли они?.. Какой хаос!..»
Обрывки мыслей, образов неслись в голове, как гонимые ветром осенние листья.
…Фронт. Армия. Бои. Дисциплина. До сих пор он говорил об этом витиеватыми периодами. «Эта война — кровавая авантюра… Люди, тянущие лямку войны, начинают отрезвляться от дурмана… Победный туман…» Речи. Приказы. Слова команды. И слезы матерей. И письма господина профессора, который хвалит его за равнодушное пренебрежение к чинам, за то, что он «видит насквозь весь механизм войны». Но что конкретного предложил господин профессор? Слова, одни слова. А война идет сама по себе, спотыкаясь, как ослепшая лошадь. Вошь. Холера. Братские могилы. Штыковые атаки. Артиллерийская подготовка. Лейтенант Фрей… Виола. Да, Виола, не профессор, однако он решил для себя вопрос о войне. И Кирст. Он тоже не хочет в пятый раз идти на фронт…