Партизан не успел еще толком встать на ноги, а схватка у родника была закончена. Старшина, воткнув штык в землю, брезгливо рассматривал свой маскхалат, забрызганный чужой кровью. Он взглянул на спрыгнувшего к нему сверху партизана, кивнул на трупы:
— Оттащи в воду. Ни к чему им на виду лежать.
Партизан нагнулся над одним из убитых, и его чуть не вырвало.
— Эх ты, Аника-воин, — с укором сказал старшина, заметивший это. Он подошел к трупам сам, схватил их за штанины и потащил к воде.
— А зараз, музыкант, готовься, — тихо сказал он, глядя в лицо проводника своим тяжелым, немигающим взглядом. — Пока были так, игрушки, а зараз будет настоящее дело. — Он взглянул на часы. — Без семи десять. Думаю, что через семь минут швабы придут менять свой пост. Мы их встретим, и вместо них назад должны пойти мы. Своими глазами увидим, что они там, на островках, творят. Уловил мою мысль, музыкант?
— Так точно, — откликнулся проводник.
— А сперва надо найти кладку, что ведет от родника к островку. Как раз по ней швабы и ходят, ее-то и прикрывают своим пулеметом. Ты готов?
— Так точно, — снова, как эхо, повторил партизан…
Подводную тропу они нашли быстро — старшина точно запомнил место в камышах, откуда утром появились немцы. Пройдя по мосткам несколько шагов в глубь болота, старшина соскочил снова в воду и подозвал к себе партизана.
— Вот здесь и подождем швабов. Двух первых возьму на себя я, а третьего коли ты.
— Третьего? — удивился проводник. — Да разве…
Старшина смерил его таким взглядом, что партизан съежился.
— Их трое, музыкант. Двое — смена, а третий — разводящий, который прикрывает пересмену. Вот и будем брать их здесь, на тропе, всех сразу. Твоя задача — снять последнего. Первым начну я, и ты вслед за мной тоже бей своего штыком в бок или в спину. Дело простое, не боись…
Старшина не ошибся — немцы появились ровно в десять. Сначала до их слуха донеслось глухое чавканье болотной жижи, затем слабый шорох стеблей камыша. И вот в нескольких шагах мелькнули три тени. Старшина правильно рассчитал место засады: немцы остановились прямо против них, там, где кончался камыш и начиналась полоска чистой воды. Все трое в касках, маскхалатах, с автоматами. На спине у последнего был металлический термос. И этот термос чуть не погубил все дело…
Старшина тихо и беззвучно вытащил из ножен кинжал. Взмах руки, блесв и свист кинжала в воздухе — и передний фашист рухнул с мостков в воду. Старшина одним огромным прыжком очутился на мостках и мертвой хваткой сжал свои пальцы на горле второго фашиста. Тот, хрипя и задыхаясь, старался разжать руки пластуна, но тщетно. Казалось, еще мгновение, и все будет кончено, но тут до слуха старшины донесся слабый, полный ужаса и боли вскрик проводника и звук свалившегося в воду тела. Слегка разжав пальцы на горле противника, старшина заглянул через его плечо и похолодел. Партизан, нелепо разбросав руки, лежал лицом вверх поперек кладки, а огромный, плотный немец яростно колол его в грудь штыком…