Едва он договорил, как из-за пня, где сидели немецкие пулеметчики, тоже трижды прокричала выпь. Старшина с силой сдавил плечо партизана.
— Ни звука! Сейчас самое главное. Сплошная стена камышей, до этого неподвижная, зашевелилась и вытолкнула две черные фигуры с автоматами в руках. Они прямиком направились к пню, под которым был немецкий окоп, и исчезли. Через минуту снова появились две фигуры, двинулись в камыши и пропали в них…
— Пять часов, — тихо сказал старшина, глядя на часы, — время их смены. Только на такой горячей точке не будет одна пара круглые сутки торчать. Вот и выходит, что этих тоже сменят вечером, и тоже в темноте. Что мы и засекли. А зараз, музыкант, давай-ка спать. Ищи самый глухой буерак, куда и ворон костей не затаскивал, и жмуримся до заката…
С наступлением темноты они снова были на старом месте, недалеко от пня, но старшина, поползший на разведку, вернулся встревоженным.
— Поганые дела, музыкант. Я хотел отвинтить швабам головы прямо возле пулемета, но… У самого окопа чуть не чокнулся с миной, ладно еще при месяце разглядел в траве бечевку. А что как другую не разгляжу? И если они там не только натяжного, но и нажимного действия? Кумекаешь? Придется брать швабов другим макаром, у родника…
Оставив партизана вверху на перемычке, старшина спустился к роднику, долго ползал вокруг него, рыскал в кустах. Затем снова вернулся к проводнику.
— Все в порядке, музыкант. Я им устрою водопой…
И когда через некоторое время на изгибе берега мелькнули две тени, старшина потянул к себе винтовку партизана.
— Давай и штык. Сам возьми автомат и оставайся туточки. В разе чего — бей швабов по тыквам прямо сверху, не жалей приклада. Это в крайнем случае, а так ни звука!
Он примкнул к винтовке штык, сполз по склону перемычки к роднику и пропал в кустарнике.
Немцы подходили к роднику осторожно, бесшумно, ничем не выделяясь в своих маскхалатах на фоне берегового кустарника. У родника оба остановились. Передний сдвинул автомат с груди на левый бок, достал флягу, наклонился над струйкой воды. Наполнил флягу, выпрямился, повернулся к напарнику, а тот, выпустив из рук автомат, потянулся к своей фляге.
В тот же миг перед ним вырос старшина. Он не бросился на немца, а просто оттолкнулся спиной от склона перемычки и, поднимаясь в рост, со страшной силой выбросил вперед винтовку. Пластун еще полностью не распрямил спину, а штык уже сидел в груди первого немца. «Охотничьи» команды комплектовались не из пугливых, неопытных новобранцев, а из отборных, бывалых солдат, и реакция другого немца была молниеносной. Отшатнувшись от старшины в сторону, он потянулся к висящему на боку автомату. Но было поздно. Старшина даже не вытаскивал штыка из тела сраженного наповал врага. Сильным ударом ноги он сбросил труп со штыка и, не отводя винтовку для размаха назад, в длинном выпаде вогнал лезвие в живот второго фашиста.