– Нет, Андре! Франсуаза не в Париже. Она в Лондоне! В Лондоне, со своим любовником!
Нет, я не сошел с ума. И ничего не путаю. Я говорю «Франсуаза», потому что это и есть настоящее имя Пюс. И не случайно ее зовут Франсуаза так же, как светловолосую женщину, возникшую из чемодана. На то есть причина: обе Франсуазы – это одно и то же лицо!
Итак, я имею удовольствие наблюдать, как бледнеет Андре. Его руки, упав на подлокотники, сжимают их изо всех сил.
Совершенно очевидно, что президенту-генеральному директору лабораторий Дюверже Андре Дюверже не просто смириться с мыслью, что его младшая сестра Франсуаза, уроженная Дюверже, завела себе любовника. Эта роскошь совсем не вяжется с принципами, унаследованными со времен царя Гороха.
– Это невозможно, – шепчет он, – у Франсуазы нет любовника!
Так! Он отвергает саму мысль. Он явно пытался ее проглотить, – я видел, с его горлом что-то происходило, – но мысль не прошла, и его этой мыслью стошнило.
Ну, что ж, я ему затолкну ее в глотку силой!
– Андре, если я что-нибудь ненавижу, так это иллюзии. Вы получили от Франсуазы письмо, в котором она сообщала вам о своем приезде?
– Нет, – отвечает он удрученно.
– Прекрасно! Так вот, это самое письмо она писала в моем присутствии, практически вслух, чтобы вернее меня обмануть, дуреха! Только, разумеется, она вам его так и не послала. Выбросила, наверное, в сточную канаву. Там ему, впрочем, и место.
– Нет, я решительно отказываюсь вам верить! – громко произносит Андре, вставая с кресла. – Лучше я позвоню домой. Вы не возражаете?
– Прошу!
И я указываю на телефон.
– Вы думаете, письмо было отправлено и затерялось? – посмеиваюсь я, пока он набирает свой номер.
– Я думаю, что услышу голос моей сестры, – сухо отвечает Андре.
Он дозванивается и, действительно, слышит в трубке голос, но не сестры, а горничной. И горничная говорит ему, что «мадам Франсуазы» нет. Она не приезжала, нет, никто ее не видел.
Ну что, получил, Фома неверующий! Качая головой, он вешает трубку.
– Она не оставила вам записку утром перед отъездом? – его голос звучит отрывисто, как собачий лай.
– Нет, даже сердца, пронзенного стрелой, и то не нарисовала.
– Вам не кажется, в конце концов, странным, что, уходя от вас к любовнику, она с вами не объяснилась? Ведь она знала, что вы узнаете правду.
– О, Франсуаза наверняка мне напишет! Только вначале она позаботилась о том, чтобы нас разделял Ла-Манш.
– Это немыслимо!
– Да нет, отнюдь, – смеюсь я. – Поставьте себя на ее место. На место женщины, бросающей мужа. Само собой разумеется, она опасается его реакции. В газетах столько пишут на эту тему...