Ее темные глаза в недоумении смотрели на него.
– Ты хочешь сказать, что можешь читать мысли лошадей?
– Нет. – Он отбросил лист. – Я хочу сказать, что чувствую, как их лучше всего приручить или успокоить, если их что-то расстроило.
– Так было, когда ты спас грума от Меркурия-Миста.
– Да. Не все в нашей семье рождаются с таким талантом. Обычно один представитель от каждого поколения. Мой отец был его лишен, но мой кузен, титул которого унаследовал отец, обладал им.
– Как и ты.
– Да.
Она долго молчала, размышляя над услышанным.
– Но каким образом твой талант связан с тем, что ты впадаешь в ярость с такой поразительной легкостью?
– За талант всегда приходится расплачиваться. Тот, кто рождается с даром чувствовать лошадей, обычно и наследует самый ужасный характер.
– И только потому, что ты наделен этим даром, твой характер хуже, чем у твоего брата?
– Да.
Она покачала головой.
– Роган, это похоже на сказку.
– Я знаю, но это можно проследить на нескольких поколениях.
Он снова сорвал лист, и его постигла та же участь, что и предыдущий.
– То, что произошло сегодня утром… Я прошу у тебя прощения.
– Я знаю, что ты искренне раскаиваешься.
– Петерсон возмутил меня. То, как он поступил с лошадью, не имеет оправдания. Я потерял самообладание.
– Да, это ты хорошо сказал.
– Я бы хотел тебе пообещать, что этого больше не случится, но не знаю, сдержу ли я слово, – выпалил он.
– Не очень-то радостно звучит.
– Черт побери, Кэролайн. Я не знаю, что еще сказать.
Она удивленно вздернула бровь, выражая неудовольствие его грубыми выражениями, но не стала отчитывать его.
– Именно поэтому я и не хотел никого брать в жены, – вымолвил он, отбрасывая еще один изорванный лист. – Я не хотел, чтобы человек, которым я дорожу, стал жертвой моих приступов ярости. Тем более ты.
– Тем более я? – Она ухватилась за края скамейки. – Что ты имеешь в виду?
Он зажмурился, проклиная себя за то, что слишком открылся.
– Ты для меня особенная, Кэролайн, – тихо произнес он. Он взглянул на нее, прямо в глаза.
– Более чем особенная. Я примчался сюда, как только уехал Чессингтон, поскольку боялся, что ты пожелала расторгнуть наш брак.
Ее глаза стали большими как блюдца.
– О!
– О, – ухмыльнувшись, повторил он. – Действительно «о»! Я последний мужчина на земле, за которого бы ухватилась такая женщина, как ты, и тем не менее мы оказались связанными супружескими узами.
– Что ты имеешь в виду: такая женщина, как я? Ты намекаешь на то, что я дочь герцога?
– Да, и это тоже.
Ему нужен был простор, однако на столь маленькой поляне ему было не развернуться. Он опустил руки и взглянул на нее. Утренний ветер играл ее локонами и подолом нежно-розового платья. Она смотрела на него с такой серьезностью.