– Угу.
С распущенными по плечам волосами она выглядела совершенно иной – мягче, женственнее. А это нечто на ней, такое восхитительное и воздушное!
– У тебя есть посудные полотенца?
– Конечно…
– Где?
– Где? – С немалым усилием оторвав от нее глаза, он лихорадочно вспоминал, где они могут быть. – Ах, да, вон в той коробке за столом.
Она вытирала мойку, пока он поспешно перетирал тарелки и ставил их в сушилку. Он заткнул раковину, а она вытерла ему лицо и руки.
– Извини, что здесь такое творится. Я…
Она обняла его за шею и поцеловала. Он так и не смог завершить свое извинение.
– Какое у тебя настоящее имя?
– Роберт.
– Почему тебя прозвали Бабуном? Ты же не похож на бабуина.
– Я могуч, как они.
– Гм, – протянула Рита Моравиа. – О да, вижу. Ну что ж, мне повезло.
– У нас кое-что есть, – с усмешкой сказал Дрейфус, стоя в дверях кабинета Камачо.
– Не заставляйте меня ждать.
Закрыв дверь, Дрейфус подошел к столу и вручил Камачо фотокопию надписи на пачке от сигарет, которую принесла миссис Джексон:
«Интерес. Золото. ТS 849329.002ЕВ».
– Я только намекнул компьютерным мудрецам в подвале, – пояснил Дрейфус, – что это как-то связано с теми письмами, что поступают в советское посольство.
Камачо кивнул. Вся почта, адресованная в советское посольство, тщательно проверялась, с интересных писем делались копии. Всего таких писем, выглядевших подозрительными, было сорок шесть.
– И представьте себе, сработало. Вот эта штучка. – Дрейфус вынул из папки другую фотокопию. В письме осуждалась поддержка Советским Союзом афганского марионеточного режима.
– И какое же кодовое слово?
– «Лютеинизация».
– Это еще что такое?
– Какой-то медицинский термин.
– Это поможет расшифровать другие письма?
– Вот эти четыре. – Дрейфус выложил перед начальником еще четыре фотокопии.
На каждой карандашом были написаны кодовое слово, текст сообщения и инициалы программиста.
– Здорово, правда? – спросил Камачо. – Очень красиво сделано.
Дрейфус опустился в кресло напротив него. Он был высокий, худой и постоянно курил трубку, которую сейчас достал из кармана и неторопливо набивал.
– Тем не менее, нам недостает еще массы кодовых слов.
Камачо рассматривал сотрудника, который глубоко затянулся и выпустил облако дыма.
– Значит, мы теперь знаем, как строится код? – спросил он.
– Ну да. На матрице.
– И что?
– Будь у нас пара недель, мы могли бы построить матрицы для каждого слова в словаре и сравнить их с каждым письмом. При наличии достаточного машинного времени можно было бы прочесть все до единого.
– И тогда мы узнаем, что украдено. – Камачо взглянул в окно. За стеклом ничего интересного. Холодный, ветреный день. – Две недели? Господи, это же прорва машинного времени. За две недели на «Крее» можно создать единую теорию поля.