С братьями Орловыми, Алексеем и Григорием графа связывали дружеские отношения. В 1772 году граф гостил в Гройсдорфе у маркграфа Бранденбург—Ансбахского. Сохранились воспоминания одного из участников встречи Сен—Жермена (Цароки) и Алексея Орлова.
«Однажды Цароки показал маркграфу недавно доставленное курьером приглашение от графа Орлова, который возвращался из Италии. Письмо сообщало о кратковременном пребывании Алексея Орлова в Нюрнберге и просьбу к графу Цароки о встрече. Маркграф немедля отправился с графом Цароки в указанный город, где их уже ожидал граф Орлов. По прибытии этих двух особ им навстречу вышел с широко распростертыми руками сам Орлов, поприветствовал и крепко обнял графа Цароки, который впервые появился в форме русского генерала. Граф Орлов со всевозможной учтивостью принял маркграфа, но однажды особо поблагодарил его за то, что он оказывает покровительство Сен—Жермену, его достойнейшему другу. Граф Орлов и Сен—Жермен долго беседовали, причем наедине, а маркграф видел из своего окна, как из экипажа вынесли большой красный мешок и пронесли в комнату для заседаний. Здесь в этом путешествии Сен—Жермен признался маркграфу, что он потомок рода Ракоци, а также прямой потомок принца—изгнанника, некогда управлявшего Зибенбергеном времен императора Леопольда.
Из России Сен—Жермен направился в Германию, потом — в Италию. Он познакомился с ландграфом Карлом Гессенским, который слыл страстным любителем алхимии, тайных наук в целом. Граф долгое время пользовался услугами Сен—Жермена. Великий авантюрист жил при нем до самой своей смерти в 1784 году и оставил его с правом наследования всего того, что имел, в том числе и всего написанного и переписки.
Граф никогда не имел нужды в деньгах, молва приписывала это его умению делать золото, но на самом деле это была казна благоволившего к нему Людовика XV. Другим источником его доходов были его дипломатические способности, ведь его услугами в этом качестве пользовались почти все политики Европы. Ловкий, вкрадчивый, обходительный, чрезвычайно красноречивый, владевший всеми европейскими языками, посвященный в подноготную тогдашней политики, он, конечно, как никто подходил для роли международного тайного агента.
Многое становится на свои места, если предположить, что Сен—Жермен был членом так называемого «Братства золотых розенкрейцеров» и достиг высших степеней посвящения.
С деятельностью тайных обществ он был связан, равно как и его приезд в Петербург в 1762 году.
Принадлежностью к масонству легко объясняется тогда и поразительная информированность о политической обстановке в Европе, которую граф часто облекал в форму «сбывшихся пророчеств».