Иль притворялся, когда проходил, с вызывающим видом,
Очень картинно с Гримбартом через дворцовую площадь.
Он и вошел независимо, смело, как будто законный
Сын королевский, ничем никогда незапятнанный в жизни.
Так во дворце перед Нобелем, пред королем, и предстал он,
Стоя меж прочих баронов. Выдержкой он отличался!
«Милостивейший король, государь мой, — так Рейнеке начал,-
Вы благородный, великий, средь знатных и доблестных — первый.
Вас и прошу я поэтому о благосклонном вниманье:
Более преданных слуг, чем я, никогда не имела
Ваша монаршая милость. Смею вас в этом заверить.
Многие здесь, при дворе, меня потому лишь и травят.
Мог бы я вашего расположенья лишиться, когда бы
Верили вы клевете моих недругов, что им и нужно.
К счастью, вникать самолично вы любите в каждое дело,
Жалобу выслушав и оправданье заслушав. И как бы
Я за спиною ни был оболган, я все же спокоен:
Верность моя вам известна, она — причина интригам…»
Крикнул король: «Молчать! Краснобайство и лесть не помогут!
Ваша преступность ясна, и ждет вас достойная кара.
Мир соблюдали вы? Мир, дарованный мною животным?
Клятвенный мир? Вот петух. Где же дети его? И не вы ли,
Лживый, презренный злодей, все потомство его потаскали?!
Преданность вашу вы мне доказать, вероятно, хотели
Тем, что мой сан оскорбляли, увечили слуг моих верных?
Гинце несчастный здоровье свое потерял, и, как видно,
Тяжко израненный Браун не скоро страдать перестанет!
Больше отчитывать вас не хочу: обвинителей много,
Куча доказанных дел! Оправдаться едва ль вам удастся!..»
«Мне ли за это, король справедливый, нести наказанье? —
Рейнеке-лис отвечал. — Виноват ли я в том, что вернулся
Браун с ободранным теменем? Сам он решился нахально
Меду наесться у плотника. Если ему так влетело
От вахлаков-поселян, — где его богатырская сила?
Если над ним потешались, пока он не бросился в воду.
Мог же он, доблестный муж, за позор отплатить им достойно.
Взять бы и Гинце-кота: уж не я ль его принял с почетом?
Чем бог послал угостил, но он воровством соблазнился:
Ночью к патеру в дом, не внимая моим увещаньям,
Все-таки влез он — и там кой-какую имел неприятность.
Должен ли я отвечать за глупое их поведенье?
Это могло бы унизить достоинство вашей короны.
Впрочем, вольны поступить вы со мной, государь, как угодно.
Дело хоть ясно, однако по усмотренью решайте:
Милуйте или казните, — на то высочайшая воля.
Сварят меня иль изжарят, иль ослепят, иль повесят,
Иль обезглавят меня, — ах, пусть уже будет, что будет!
Все мы во власти у вас, все — в вашей державной деснице.
Вы монарх всемогущий, — как слабому с вами бороться?