Неедругов лисьих напротив. Казалось, весь двор раздвоился.
«Слушай-ка, Рейнеке, — начал король, — оправдайся, коль можешь,
В подлом своем злодеянье, свершенном с Бэллином вместе, —
В том, что вы кроткого Лямпе убили и голову жертвы
Нагло прислали мне в сумке под видом секретных посланий!
Вы это сделали, явно глумясь надо мною! Но Бэллин
Жизнью уже расплатился за это, — расплатишься тем же!..»
«Горе мне! — Рейнеке скорбно сказал. — Умереть бы мне лучше!
Вы меня выслушать лишь соизвольте, а там и решайте:
Если виновен я — сразу казните. Избавиться, видно,
Не суждено мне от горя и бед. Моя песенка спета.
Знайте же: Бэллин, предатель, мои все богатства похитил.
Да, ни единый из смертных не видел подобных сокровищ!
Ах, они стоили жизни бедному Лямпе! Доверил
Сказочный клад я обоим, — похитил все ценности Бэллин!
Если бы только их вновь обнаружить! Но я опасаюсь,
Что не найдет их никто, что исчезли они безвозвратно!.,»
Тут обезьяна вмешалась: «Отчаянью нет оснований!
Если они на земле, то еще остается надежда.
Будем ходить и расспрашивать всех — и мирян и духовных
Денно и нощно! Но вы драгоценности нам опишите!»
«Неописуемы! — лис говорит. — И пропали бесследно:
Кто их присвоил — припрятал. Какой же удар ожидает
Фрау Эрмелину мою! Она не простит мне ошибки:
Предупреждала ведь: «Не доверяй им обоим сокровищ!»
А на меня же поклеп возвели — и, быть может, осудят!
Нет, я свою правоту докажу, я дождусь приговора.
Если я буду оправдан, объеду все царства, все страны
И постараюсь пропажу найти, хоть ценой своей жизни!»
«О, мой король благородный! — сказал краснобай хитроумный. —
Дайте мне, мой государь, пред моими друзьями поведать
О драгоценностях редких, что вам предназначены были.
Пусть не дошли они к вам, но бывает похвально желанье».
«Ну, говори, — согласился король, — да смотри, покороче!»
«Все миновало: и счастье и честь! — так начал печально
Рейнеке. — Первым среди драгоценных изделий был перстень.
Я его Бэллину дал, поручив передать государю.
Из благородного золота отлит был перстень старинный
И удивительным образом собран. Как он блистал бы
В личной сокровищнице моего короля-государя!
Тыльную сторону перстня, что самого пальца касалась,
Всю испещрил письменами гравер и залил их эмалью:
Те письмена составляли три слова еврейских с особым,
Тайным значеньем. У нас их никто б не прочел и не понял.
В них только Абрион, мастер из Трира, сумел разобраться.
Это — ученый еврей, что все языки и наречья
От Пуату до степей Люнебургских[49] постиг в совершенстве.
В травах же и в драгоценных камнях он знаток несравненный.