— Вон, вон окно! — И он взмахом руки показал полонянке путь к свободе. — Вот туда! — махнул он рукой снова и вынужден был пригнуться, так как птичка впорхнула под полог кровати, заметалась среди пыльных занавесей, наконец вылетела и снова забилась в углу под потолком. — Туда, туда лети, глупая птица! — крикнул Рейн, вновь взмахивая указующей рукой. Его так и передернуло, когда бедный воробей в очередной раз врезался с разлету в стену. — Вон окно, вон!
Поднос начал съезжать, и прямо на него. Когда краем глаза он заметил наконец это опасное скольжение, было уже поздно. Край подноса врезался ему в грудь, горячий бульон выплеснулся из миски, чайник опрокинулся прямо на него. Грудь обожгло, как жидким огнем, и потекло ниже, к животу.
Чарити услышала его вопль из соседней комнаты, где она сидела у постели все еще пребывавшего в забытьи Стивенсона и штопала белье. В мгновение ока она была на ногах и мчалась в комнату Рейна.
Рейн, приподнявшись на одной руке в постели, которая представляла собой мешанину опрокинутой посуды, мокрого белья и моря пролитого бульона и чая, другой рукой рвал ворот рубахи, от которой валил пар и которая все норовила прилипнуть к его обожженным груди и животу.
— О-о, я ошпарился!
— Господи! — Чарити быстро обежала кровать. Что произошло, догадаться было нетрудно. Она мгновенно собрала посуду на поднос, который поставила на пол. Снова обернулась к раненому, оттягивавшему влажную ткань подальше от обожженной кожи. Забыв о прочих соображениях, Чарити дала волю благотворительным инстинктам.
— Это все из-за птицы… птица, черт бы ее побрал, влетела в окно.
Она взялась за его рубаху, приподняла мокрую ткань, и он, сам того не замечая, принялся елозить и извиваться, помогая ей скорее стянуть с него проклятую тряпку.
— Вот, а теперь вытягивайте руки из рукавов, — велела она. Он сделал, как было приказано, вытащил сначала одну руку, затем другую, понимая только одно: с него стягивают чертову рубаху, и горячая мокрая ткань не будет больше касаться его обожженного тела.
— А потом птица залетела под полог, не могла вылететь и начала биться здесь, и я повернулся, чтобы погнать ее к окну. — Он примолк ненадолго, так как она как раз стала стягивать рубаху ему через голову, затем швырнула ее на пол, прошла в противоположный угол к умывальнику и намочила небольшое полотенчико в холодной воде. Он же между тем продолжал свой рассказ: — Эта несчастная птица так билась под потолком, и тут я заметил, что поднос-то поехал вниз. Проклятый чай был просто кипяток крутой, а не чай!