— Смотрите-ка, Иван Павлович разыскал новую красавицу, которая поглотила все его внимание.
И только повернув голову, Беклешов увидел графа Островского, стоявшего рядом.
— Извините, Николай Михайлович, что я вас не сразу заметил. Но я был занят в высшей степени интересным наблюдением!
— Так, так. И на что указывают эти наблюдения, позвольте спросить?
— Они весьма касаются как меня, так и вас. Оставайтесь стоять на своем месте, чтобы ваша фигура не была заметна. Если вы нагнетесь, то увидите в углу зала парочку, усердно занятую разговором. Это вас заинтересует.
— Вы вызываете у меня любопытство, Иван Павлович, — и граф, наклонившись, посмотрел в указанном ему направлении.
То, что увидел граф Островский, настолько привлекло его внимание, что он надолго оставался в согнутом положении.
— Ваш сын и Вера Петровна, кажется, стали хорошими друзьями, хотя она в этом разговоре ведет себя несколько пассивно, — заметил граф, распрямившись. — Полагаете, Иван Павлович, что мы близки к исполнению нашего желания?
— Насколько мне известно конфиденциально, вопрос будет решаться этой ночью. Утром я надеюсь сообщить вам благоприятное известие.
— В самом деле? А я уж чуть не перестал надеяться, — радостно ответил Островский. — Вы, Беклешов, — волшебник. Для вас, кажется, нет ничего невозможного. Впрочем, этому результату мы оба можем порадоваться, и вы, может быть, еще больше, чем я, так как вы обретаете молодую прелестную невестку и мою вечную благодарность.
К концу этого разговора Борис и Вера прошли мимо них, и, возможно, они слышали, как Борис сказал своей партнерше:
— Своим «да» вы делаете меня счастливейшим человеком под солнцем. Я буду всегда любить вас и поклоняться вам!
Итак, кажется, Борис своим упорством добился цели. В головокружении танца Вера отдала свою свободу, и этот шаг решил ее судьбу. Но что стоила эта свобода, когда избранник ее сердца был для нее навсегда потерян? Жизнь представлялась ей безнадежной. Годилось любое средство, чтобы заглушить ее боль, чтобы положить конец нынешнему существованию. И разве Борис не годился для этого не хуже, чем любой другой?
Между тем сразу исчезло волшебство бала. Она протрезвела… Душным, тяжким казался ей воздух, которым она дышала… У нее появилось ощущение огромной, выпавшей на ее долю несправедливости… Но жребий брошен. Пути назад она не видела и не хотела видеть. Она пришла на праздник свободной, чтобы вернуться домой плененной. Таков был неумолимый жребий судьбы.
С этого момента время на балу тянулось угнетающе медленно. Свет и шум стали невыносимы, и она едва дождалась минуты избавления. Наконец, вернулись домой. Вера проводила мать, к ее большому удивлению, в спальню.