– Никто, кроме меня, не прикасается к Хромоножке, – твердо сказал Джеймс. – Таков закон ранчо.
– Почему?
– Потому что она для меня особенная, только моя, – ответил Джеймс, понимая, что Алекс не собирается оставлять эту тему, и признавая ее право на объяснение. Так уж вышло, что никогда прежде он ни с кем не говорил о своем детстве, и было довольно странно поверять теперь эти тайны Алекс. – Я отказался бросить эту лошадь, чтобы не уподобиться матери, бросившей меня. – Стиснув зубы, Джеймс повернулся к Алекс. – Я вырос на улице, Лекси, в прямом смысле этого слова. Терпеть не могу сантиментов, но моим лучшим другом был приблудный пес.
Алекс посмотрела на Джеймса и потянулась обнять его. Быть нелюбимым ребенком, ничего хуже она и вообразить не могла. Поразительно, как много у них общего! Боль отверженности сближала ее с Джеймсом больше, чем она могла себе представить.
Он сидел, обхватив колени и уставившись вдаль, на горы.
– Думаю, мы оба виноваты… Мне хотелось простой человеческой ласки, а она… О, у нее были совсем другие устремления – блистать, наряжаться, каждый день одерживать победы. Вскоре после того, как мне исполнилось шестнадцать, она встретила богатого пожилого господина, который не любил детей, и началась другая история.
– Какая?
Джеймс так упорно смотрел на нее, что Алекс смутилась.
– Какая? «Убирайся с моей дороги, щенок! Тебе уже шестнадцать. Хватит держаться за мамочку… Пора самому подумать о себе…»
Алекс слушала затаив дыхание. Да она ничего не знала о нем! Считала его занудой, довольно самоуверенным типом, лезущим в чужие дела, тогда как он, испытав боль, пытался сделать жизнь других чуточку лучше. Но, как и мать Джеймса, она отвергла его и не дала ему шанса помочь ей самой и полюбить Куинни как родную дочь. Алекс подняла глаза к небу. Одинокая слеза скатилась по ее щеке.
– Эй! – нежно окликнул ее Джеймс, взглянул Алекс в лицо, смахнул слезу с ее щеки и улыбнулся. – Все было не так плохо. Я выкарабкался. Вскоре я познакомился со старым ковбоем, который научил меня всему, что нужно знать о родео. Он отдал мне свою старую черную шляпу и одну из самых строптивых лошадей, когда-либо созданных Богом, велев ездить на ней, пока не свалюсь. – Джеймс рассмеялся давно забытым воспоминаниям. – Пару раз я чуть не свернул себе шею, но в конце концов усмирил ее. После этого укрощать необъезженных лошадей на родео оказалось легкой забавой.
– Тогда я с тобой и познакомилась.
– Да, тогда мы встретились. – Джеймс покусывал тонкую травинку. – Что до моей матери, то долгие годы во мне кипел гнев, я ненавидел ее за все, что она мне сделала, и так продолжалось, пока в один прекрасный день я не решил прекратить это.