Сенем:
- О горе, горе...
Женщины:
- Невыносимое горе...
Сенем:
- Случилось такое горе...
Женщины:
- Невыносимое горе...
Сенем:
- Умер человек, о горе...
Женщины:
- Невыносимое горе!
Сенем:
- Молодой умер, горе...
Женщины:
- Невыносимое горе!
На женщин было страшно смотреть: растрепались, смешались густые волосы, на окровавленных лицах неистово горели глаза.
И снова Сенем запричитала:
- Он погиб от рук кровавых убийц!
Пусть кровь задушит кровавых убийц!
Была бы я бешеным псом,
Поймала бы кровавых убийц!
Вопли и стоны из дома неслись во двор, со двора - на улицу. Собравшиеся у ворот старики иманлинцы и ротозеи из других кварталов обсуждали происходящее, выдвигая свои версии. Одни говорили:
- Это Алыша работа...
- Да нет, он зарок дал, в святые земли ходил, он крови не прольет!
- Эх, да покарает его святыня, которой он поклонялся! Сам не убил, так другого подучил!
- А почему старший брат на глаза не показывается?
- Говорят, они вдвоем, вместе из дома вышли...
- Может статься, и его убили...
- Исчез бесследно...
- А его тело нашли?
- Нет, не нашли...
- Если бы и его убили, они бы вместе лежали...
- Никто о нем ничего не знает...
- Никто его не видел...
... Когда процессия с телом появилась в начале квартала, у многих молодых мужчин на глазах появились слезы. Фургон остановился у ворот. Мужчины подняли тело, завернутое в палас, чтобы внести его во двор. Ворота распахнулись, из них выбежала Ханумсолтан с окровавленным лицом и бросилась к телу сына. Женщина была без чадры, несмотря на то что вокруг стояла толпа молодых и старых мужчин. По обычаям в дни страшного траура по самому близкому для нее человеку она семь дней не будет покрывать голову.
Опухшими, кровоточащими губами она целовала завернутое в палас тело и шептала:
- О дитя мое! Почему я тебя отпустила! Почему я позволила тебе идти! Почему ты лишил меня надежды, сынок! Почему сломал мою жизнь, малыш?! Я не смогла сыграть твою свадьбу, малыш! Не смогла обнять твою невесту! Да буду я жертвой твоих ран, мой сынок! Смерть твоя - это и моя смерть, сынок! Чтоб отсохла рука, убившая тебя! Чтоб отсох язык твоего врага! Ты, моя детка, чище цветка...
Ханумсолтан едва оттащили от тела. Слезы катились по лицам и бородам умудренных жизнью аксакалов квартала Иманлы. Тихие слова матери размягчили самые жестокие сердца... Ага Расул и Гаджикиши, стоя в воротах дома покойного, принимали соболезнования приходивших на траурную церемонию. Они, разумеется, не считали себя виновниками постигшего семью несчастья, но их потрясло единодушие, с которым простые люди восприняли трагедию матери, лишившейся сына.