Изгнанник из Спарты (Йерби) - страница 56

– Ты не угадал, илиарх. Я не хочу, чтобы она видела меня.

– Но почему?

– Потому что я не люблю… не люблю того, что убивает… даже мечты. Она лелеяла одну светлую мечту целых восемнадцать лет. Позволь мне проявить благородство, которое когда-то соответствовало моему происхождению. Не поступай с ней жестоко, она этого не заслуживает. Прошу тебя, молодой господин!

– Ты говоришь загадками, – вздохнул Орхомен. – Ну да ладно! Иди в дом. А я встречу благородную супругу стратега.

Тал вошел в дом лекаря, направляясь в комнату, где лежал Аристон. Там он торопливо опустился на колени. Аристон что-то пробормотал. Потом открыл глаза. И с огромной, переливающейся через край нежностью посмотрел в лицо Талу.

– Дионис, отец мой, – пробормотал он. Затем вновь закрыл глаза и заснул.

– Дозволь мне подождать в помещении для рабов, о великий потомок бога-врачевателя, – торопливо прошептал илот. – Я страшно устал и…

– Умираешь от голода и жажды, – добродушно подхватил Полор. – Конечно! Ты заслужил награду за спасение мальчика. Иди в зал. Скажи Арисбе, чтобы она дала тебе поесть и выпить, но ничего больше. Этой потаскушке трудно удержаться, чтобы не задрать хитон, а ты очень хорош собой. Но учти, тебя высекут, если ты ею попользуешься, рыжебородый. Предупреждаю!

– Не бойся, великий лекарь! – сказал илот и вышел. Едва он покинул комнату, как туда зашла Алкмена, которую поддерживал под локоть илиарх.

– Возрадуйтесь, калокагаты! – спокойно сказала она. Орхомен смотрел на нее во все глаза. Он в жизни не видел более прекрасной женщины. Ей было, по его подсчетам, лет сорок, но лишь серебро, мелькавшее кое-где в ее черных волосах, выдавало возраст Алкмены. На вид ей можно было дать лет двадцать пять. Нет, даже меньше.

Но больше всего начальника стражи поразила не ее красота. Он встречал прелестных женщин, а с одной-двумя даже переспал. Тем паче что, как и большинство молодых мужчин в те времена, он испытывал влечение к обоим полам. Мужественная красота Тала тоже его взволновала. Нет, больше всего Орхомена поразило и ужаснуло спокойствие Алкмены. Приветствие, с которым она обратилась к присутствующим, было, конечно, традиционным, носовершенно не соответствовало обстоятельствам.

«Возрадуйтесь», когда ее сын лежит на смертном одре!.. Хуже выражения не придумаешь. А слово «калокагаты», высокородные, тоже не подходило к компании, где были и простые солдаты, и лекарь, который все-таки был лишь искусным ремесленником, приносившим пользу людям, и даже рабы со слугами!

Орхомен, разумеется, знал, что благородных спартанских девушек воспитывали почти так же сурово, как и юношей, и они умели владеть собой гораздо лучше других женщин Эллады. Но это было не самообладание. Алкмена не испытывала ни малейшего беспокойства за судьбу своего сына.