– Нет, моя госпожа, – сказал он. – На оба твоих вопроса я отвечаю: «Нет!»
Черные глаза Алкмены расширились.
– Как… как ужасно! – выдохнула она.
– Менее ужасно, чем убить его из-за предрассудков, а ведь именно это ты намереваешься сделать, моя госпожа! – вскричал Полор. – Ну, хорошо. Допустим, боги существуют. Но где доказательства, что их хоть каплю волнует, что происходит с людьми? Ты что, живешь в другом мире? Ты хоть раз видела, чтобы добродетель вознаграждалась – по-настоящему! – а зло было наказано? Жизнь, о дражайшая супруга великого государственного мужа и полководца, наказывает людей за глупость и слабость. А на мораль этим гипотетическим богам наплевать! Поэтому я запрещаю тебе трогать мальчика, твои глупости его доконают! Какая, скажи на милость, связь между железными, серебряными или даже золотыми табличками с красивыми надписями и исцелением этой смертельной раны? Я говорю вообще о всех ваших стелах! Зачем лепить из глины безобразную колотую рану? Зачем тратить целый талант или даже больше, тратить золото, которого хватило бы, чтобы год с лишним кор мить два селения голодающих периэков, на такую же бесполезную анатему? Ты бросишь ее в фонтан Асклепия, на поживу толстобрюхим жрецам, которые потратят золото на вино и на шлюх! Говорю тебе…
Его гневную речь прервал крик Аристона.
– Отец! Дионис, отец мой! Не покидай меня! Я умираю! Умираю! Приди ко мне! Вернись!
Алкмена резко отворотилась, ее лицо снова побледнело, черные брови взлетели вверх.
– Он имеет в виду илота, который его спас, – пояснил начальник стражи Орхомен. – Почему-то он спутал этого рыжебородого скота с божеством.
– Отец! – опять закричал Аристон. – Во имя любви, которую я к тебе питаю! Пожалуйста!
Полор обратился к одному из своих рабов:
– Приведи илота. В таких случаях лучше потакать прихотям больных. Конечно, это горячка, но присутствие илота поможет ему.
Раб вышел, но вернулся один.
– Он говорит, что боится… Орхомен кивнул двум воинам:
– Приведите его! Если надо, силой!
Воины вернулись, грубо толкая перед собой Тала. Увидев Алкмену, он попытался отвернуться. Но напрасно! Мойры уже соединили концы запутанной нити…
Алкмена уставилась на илота. Краска сходила с ее лица так медленно, что Орхомен мог это видеть. Теперь даже губы женщины были белее снега на вершине Тайгета.
– Ты?! – пролепетала она.
Тал снял собачью шапку. Поклонился ей.
– Да, моя госпожа, – сказал он. – Я… когда-то я был пастухом у твоего благородного супруга и пас стада высоко в горах, в одном из его дальних имений. И однажды… всего на час… мне пригрезилось, что я бог. Но грезы рассеялись. И опять навалился тяжкий труд, боли и горести. Так что теперь…