Меч Вайу (Гладкий) - страница 123

Теперь многострадальное кошачье отродье не знало, куда спрятаться от метких стрел Афенея, и часто, обозленные смертью своих питомцев, соседи Конона приходили к старику искать управу на злобного юнца. Конон кряхтел, расплачиваясь за понесенные соседями убытки и, пожурив любимца за недостойное будущего гражданина поведение, прощал ему эти проказы. К тому времени в характере Афенея появилась черта, наложившая отпечаток на всю его дальнейшую жизнь: возмужав и почувст-вовав незаурядную силу, которую редко кто мог угадать в худощавом, с виду болезненном юноше, он перестал прощать обиды сверстникам и даже юношам постарше и мстил им за все пережитое в отрочестве, как только мог. Но, по мальчишеской глупости, надеясь на свою силу и ловкость, он облекал месть в весьма неприкрытые формы, и ему часто приходилось держать ответ за последст-вия многочисленных драк – в них он своих противников избивал нещадно, до крови.

Возможно, он так и не сделал бы выводов, что мстить можно по-разному, не обязательно кулаком или дубинкой, если бы однажды, защищаясь от озлобленных его выходками подростков, не ударил одного из них ножом. Старому Конону пришлось пустить в ход и обширные связи, в частности, с главным жрецом храма Аполлона Дельфиния Герогейтоном, и золото, и, наконец, свое доброе незапятнанное имя, чтобы замять это дело.

После этого Афеней притих, смекнув, что незачем понапрасну тревожить пчелиный улей, если можно добыть мед, выкурив рой дымом, и при этом не получить ни одного укуса. Теперь он стал расправляться с недругами втихомолку. Тогда и убедился, что, имея золото, можно позволить себе все: стоило через верных слуг вручить мизерную сумму полунищим вольноотпущенникам – их немало шлялось на пристанях Ольвии, или рабам – те были не дураки выпить за чужой счет кислого вина в харчевне, и сбитый с толку неожиданным нападением в каком-нибудь темном углу враг Афенея долго чесал побитые места, недоумевая, откуда на него свалилась такая напасть. А однажды, став постарше, Афеней раскошелился пощедрее, отвалив наемным убийцам десять драхм, и сын ольвийского гиеромнемона[86] исчез бесследно в морской пучине.

После смерти Конона, став, согласно завещанию, единственным наследником его богатств, присмиревший для виду Афеней занялся торговыми делами, в чем и преуспел. Понимая, что без хороших связей бессмысленно соваться в высшие сферы ольвийского общества, он не скупился на жертвоприношения храму Аполлона Дельфиния, на богатые подарки влиятельным архонтам и ойконому[87], на подачки различным чинушам рангом пониже и благодаря их протекции возвращал израсходованные суммы с лихвой. К тому же Афенею удалось с помощью дружков и покровителей стать одним из ситонов, а значит, получить возможность практически бесконтрольно распоряжаться большими суммами, выделенными городским советом для закупок зерна, что тоже помогло ему значительно увеличить свои богатства, без зазрения совести запуская руку в городскую казну. По- добные операции он осуществлял скрытно, хитроумно комбинируя закупочными ценами, а впоследствии, поднаторев в двурушничестве, стал использовать сколоченную Одиноким Волком банду, и караваны с зерном исчезали бесследно среди степных просторов, чтобы затем незаметно вынырнуть на эмпории в Горгиппии, Пантикапее