И, протеснившись сквозь толпу ближе к воротам, Салават увидал, что впереди отряда в самом деле была женщина, опоясанная саблею, с пикой в руке.
— Ишь ты, казаки?! А ты пошто ж? Ведь ты, похоже, не казак, а девка! — насмешливо сказал воротный.
— Я казачий ватаман. Отворяй, говорю! — нетерпеливо крикнула необыкновенная предводительница отряда.
— Вот так ватаман, — равнодушно зубоскаля, подхватил воротный казак с башни. — Ах ты, вояка с пушкой! Вот мать честная!.. Да ты бы лучше замуж, что ли!.. Нечистый дух, бедовая!..
— Отколе же вы прибрались? — спросил первый казак.
— Тебе небось с башни видно; где зарево от дворянских домов, оттуда и мы пришли.
— Отколь, где баре ножками дрыгают на воротах! — поддержали атаманшу голоса из её отряда.
— Эх, лапотные души! Да какие же вы казаки? Господска челядь вы… Казаки! Скажут тоже! Ёлки-палки — сме-ех!.. — забавлялись воротные, не сходя с башни и не думая отпирать.
— Да что вы, пёсьи души, зубы скалите на башне! Народ с дороги притомился, а вы не пускаете в крепость. Зови к нам главного полковника государева! — потребовала атаманша.
— И тут вам места хватит, вон поле сколь широко — выбирайте себе! — уже без шутки ответил казак. — Не велено в крепость чужих пускать.
— Да какие же мы чужие!
— Кто впускать не велел, ах ты, нехристь?! — послышались голоса из толпы крестьян.
— Не супостоты мы. Как можно к государю не пускать? Ить мы крестьяне православные.
— По избам тесно в крепости, не продохнёшь! — пояснил воротный.
— А что ж, что тесно! — возразили снизу. — Ведь теснота не лихость. Друг дружку потесним — и всем тепло!
— Да что ты, отец, с нами в спор! — уже сочувственно ответил казак с башни. — Начальники ведь не велели народ пускать в крепость. А наше дело малое: стой на воротах да посматривай — береги государево войско. Пождите до утра. Утром скажут…
Толпа у ворот стояла уныло, не расходясь, не подыскивая себе никакого места. Да и что им было в месте — не кочевники: с ними не было войлочных кошей, только вымокшая одежонка на плечах укрывала их от ветра и дождя.
— Видишь, русских тоже не впускают, — утешил Салават Кинзю.
Стоявшие за их спинами башкиры и тептяри шептались о том же.
Наступила ночь. Костры едва тлелись по широкой степи. Опять моросил дождик. Вновь прибылые крестьяне, не выбирая места в степи, прижались к самым стенам крепости, стремясь под ними укрыться от дождика… Салават хотел уже пойти к себе в кош, когда по ту сторону деревянной стены в крепости послышался топот копыт, скрип колёс, голоса людей.
— Эй, воротные! Давай-ка отворяй! — крикнул кто-то снизу.