Я иду по институту и вдруг натыкаюсь на Шурика жену, она очень пристально смотрит на меня.
Так кончается мое французское чтение.
Институт никак не кончается. Мы сидим со Светкой на каких-то занятиях рядом. Светка, куколка с картинки, рассказывает мне, как она отдавалась на дне рождения своего мужа на балконе некто Шемелову, конферансье эстрады и телевидения. А потом, как муж вышел на балкон и увидел, а она полуголая (Шемелов только вставлял, закинув, не то задрав платье), — я обалдел, — муж вышел и говорит ей:
— Светочка, так нехорошо делать, оденься, пожалуйста.
— И все? — удивился я.
— Да, — глаза ее ласково округляются, — он ко мне как к ребенку относится.
А она была стройная и красивая, и такой ребенок, как я пацаненок. И вдруг она сокрушается:
— Ой, Санька, я, наверно, скоро всем попередаю, никому отказать не могу.
А я этого не знал…
— Светочка, — говорю я, — надо научиться; неужели ты не ценишь свое тело и всем подставляешь его? — (Это был чисто риторический вопрос.)
— Да я не подставляю, Маринка подставляет меня. Я уже устала от этого, дни и ночи одно и то же: тах-тах, трах-трах, хоть бы что-нибудь новое.
— А ты ее послать не можешь?
— Что ты, она такая сильная, кого хочешь заставит делать, что ей надо.
— Светка, это ты безвольная.
— Точно, Санечка, откуда ты знаешь? Помоги мне от нее избавиться.
— Ладно, помогу, если будешь меня слушаться.
— Конечно, ты такой хорошенький… — и глаза ее становятся ласковые — видно, совсем о другом думает.
— Свет, — говорю я.
— А, да. — Она возвращается.
Мы вырабатываем целый план, как бороться с Маринкой: что она будет сидеть возле меня каждый день, с той никуда не ездить, по вечерам, если с кем-то и встречаться, то с тем, кто ей нравится (она говорит, что я, я говорю, чтобы она не шутила, она говорит, что и не думает…), а не с теми, под кого ее Маринка подкладывает.
— Ой, Санька, ты такой хороший, — и она сует мне маленькие блоки жевательных резинок, она все всегда мне дарила или старалась это сделать, — такая добрая девочка.
На два дня ее хватило, потом началось то же самое. Зато Маринка ненавидела меня два года, чуть приманку не отнял. Потом перестала.
Так окончилось спасение Светки от греха по пути разврата. Больше я этого не делал никогда, ни с кем (но Светка была самая классная девочка на нашем факультете), позже.
Ирка видит меня с первого этажа, бросает Юстинова и бежит сломя голову, опять какие-нибудь «тайны» поверять начнет, надеюсь, что не залетела. Тогда мне предстоит… Хотя почему предстоять должно мне?
Юстинов одевал Ирку, как будто он на ней не женился, а только готовил ее на выданье. Он отваливал за ее барахло такие деньги, что даже Ирка всем боялась рассказывать. Одета она теперь была как игрушка: красочно и во все фирменное, что ей очень льстило. Она, собственно, и в институт теперь ходила все время, чтобы новое платьице показать или кофточку продемонстрировать.