— Не надо. Подходит Никита:
— Андрюш, успокойся.
Тот пинает Ирку ногой, не попадает и успокаивается.
Я освобождаю его руку, отпуская.
— Застегни лифчик, потаскуха, и скажи Сашке спасибо, я бы прибил тебя. Блядь! Ну что за блядь такая выросла!
(Хотя по моей классификации Ирка такой не была, она была — юная женщина.)
Мне ее жалко. Я сажусь рядом с Бобом. Он говорит:
— Ирка любой вечер обос…ть способна. Это талант иметь надо, — и улыбается.
Раздаются шорохи, голоса, движения, ставится новая музыка, не такая резкая. Ирка встает из-под стола.
Саша Литницкий появляется со двора. Оленька приехала позже, после занятий, и спрашивает, что случилось.
Юстинов говорит, что Ирка опять нажралась и посуду побила. Саша говорит, что не страшно, а Оленька раздевается — плащ, шарфик — и вся такая тонкая, только бедра красивые, выступают.
И тут мы впервые знакомимся.
Потом Боб опять спрашивает меня:
— Ну, как тебе твоя Ирка, не потерял еще вкус с ней возиться?
— И часто у нее такое?
— Как нажрется, вообще невменяемая. У Васильвайкина в общей квартире раз пили, так она приняла полстакана и стометровую квартиру от коридора до туалета — всю! — трехсантиметровым слоем облевала. Соседи потом не могли выйти два дня. Юстинов п…л ее и орал, чтоб она убирала. Помнишь, Ленка? Лена улыбается:
— Ирка пить не умеет. Но это с годами приходит.
— Ирка? — говорит Боб. — Ни-ког-да, потерянный для общества человек. Ты не видел, что она еще вытворяет, когда напивается: начинает рвать на себе волосы, по полу катается, орет, что юность у нее была ужасная.
Боб затянулся, взяв Ленкину сигарету.
— Ты носись с ней побольше, она и тебя запряжет, она любит, когда с ней носятся.
Мне ее все равно жалко.
Я треплюсь с Бобом и смотрю в Ленкины глаза. В них ничего не отражается. Может, и не было у нее ничего тогда? Что Боб рассказал. Хотя я понимаю — что все было.
Никита увел только что приехавшую бабу в соседнюю комнату, заниматься чем-то. Несмотря на выпитое количество алкоголя. И как он мог, не понимал я.
Саша кормит Оленьку из уцелевшей, неразбитой тарелки, она приехала после института голодная. Где она учится?
Васильвайкин ведет сложный разговор с Юстиновым на тему какого-то Розанова. Ирка стоит на коленях у ног Юстинова и просит прощения, говорит, что она больше так не будет и что ничего же не было — она не разделась до конца, и руку свою так мягко вставляет и ведет между ног сидящего Юстинова. Он не смотрит на нее, делает вид, что слушает, что ему говорит Васильвайкин про Розанова и повторяет:
— Ир, пошла отсюда, пошла, пьяная дура.