А Ирка по-прежнему вдвигает руку туда и там ею водит, то ли гладит, то ли еще что-то делает ее рука.
Я встаю и начинаю прощаться. Моя первая вечеринка (вечеря) с ними закончилась. Уже поздно совсем, и не то что смеркается (мне нравится это слово), а стоит абсолютно темная ночь.
Юстинов подходит ко мне:
— Саш, сделай одолжение, забери Ирку домой, я не хочу ее везти.
Оказывается, я был не только подвозной и подвозящий, оберегающий и подносящий, но еще и отвозной и развозящий.
Ирка сначала не хочет, потом неожиданно соглашается.
Юстинов ухмыляется.
— На тебе деньги на такси. — Он достает пачку и отщелкивает: десятка. Я усмехаюсь про себя. У меня нет денег, но я отвечаю: «не надо». Я гордый.
— Спасибо большое, — говорит он, — ты меня здорово выручил.
(Я вообще не собирался брать такси, метро было еще открыто. Но теперь придется.)
Ирка идет, и ее голова на моем плече; повиснув, она обнимает меня. Я не знаю, она пьяная или придуряется.
Такси долго не ловится, как обычно, но потом одному, кажется, нравится Ирка и он останавливается. Мы едем в такси, вокруг темнота. Счетчик щелкает, раздражая меня.
Ирка отодвигается и осмысленно смотрит на меня.
— Ир, ну разве можно так делать?
— Да, я х… положила на него!
— Ну, положим, этого органа у тебя нет.
— Вот возьму и отдамся тебе сейчас! У меня никогда не было второго. — Я благоразумно помалкиваю. Но я не из пугливых!..
И вдруг она орет: «Шеф, не поворачивайся», и начинает мне отдаваться. Московских таксистов мало чем можно удивить, но этого Ирка, кажется, удивила — и он повернулся. И тут она заорала, что ему должно быть стыдно. А рука ее схватилась за мой пояс. У нее была тонкая рука, но очень цепкая. Мне пришлось долго сопротивляться…
Таксисту она, кажется, больше не нравилась.
Наконец я успокаиваю ее тем, что ей опять придется лезть на гинекологическое кресло. Она была этим потрясена (что от меня это может случиться тоже), она думала, что только от Юстинова такое в природе бывает.
Несмотря на свою «пьяность», она помнит:
— Но ты же мне сам сказал, что от тебя девочки не делали абортов.
— Но они ведь предохранялись.
— А чем?!
Мы порешили с ней на том, что она мне отдастся, когда начнет предохраняться.
Я с трудом завел ее в подъезд и попросил, чтобы она моментально протрезвела, не то у родителей начнется истерика. Она сказала, что они давно спят в спальне и видят какие-то сны; я еле втолкнул ее в квартиру, так как она хотела еще обняться…
До моего дома мы доехали быстро, мама, к счастью, еще не спала, и я попросил у нее деньги, чтобы рассчитаться за такси, а когда я вернулся, сказала: