Спасибо, дедушка Фрейд, думаю я. Ведь с отчеством — это тоже подсознание, подкорка работает…
— А где Шурик? — спрашивает Ирка.
— Не знаю, он вчера по физкультуре зачет получил, пьет на радостях, наверное. А по психологии с ним жена вроде заниматься собиралась.
— У него что, есть жена? — Иркины глаза широко раскрыты от возбуждения.
— Да, она с того третьего курса, где мы учились раньше.
— А я не знала!
— Ир, ну не можешь же ты все знать! — Она смеется. — Хотя знаешь ты, бесспорно, много…
Она заливается.
— Я тебе, Саш, еще и не такого расскажу. Все тайны этого блядского курса открою, все секреты. Они у меня вот все где. — Она смешно сжимает свой тощий кулачок, и тонкие венки через запястья на кистях проглядывают. — Саш, а какой у тебя иностранный язык? — спрашивает Ирка.
И тут я вспоминаю, и от этого воспоминания мне становится нехорошо. Я вспоминаю, как орал в прошлом году на преподавательницу немецкого языка, что ненавижу этот язык нацизма и меня коробит от одного его запаха, что не буду изучать язык, убивший двадцать миллионов человеческих душ одной России, и что она предательница интересов народа, и как она может преподавать этот язык, да еще сует его в меня. Я помню: она побелела и сказала, что только через ее труп я перешагну зачет по немецкому языку. Я еще много чего орал, потом успокоился.
Я правда ненавижу этот язык, даже запах этого языка, как и все, что с немецкой нацией связано. Я им никогда не прощу вторую мировую войну, а также не только русских, но и шесть (а на самом деле больше) миллионов евреев (ни за что), — не им, не их потомкам, выплодкам до пятого колена.
Они все равно волки, и сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит…
В школе я этого не понимал, меня родители на него отдали, а когда вырос, понял, но было поздно. Хотел переучиться на английский, но мне не разрешили и сказали, чтобы продолжал заниматься своим языком и дурью не мучался.
— А кто у вас по-немецкому, Ира?
— Я не знаю, я английский всегда учила. Но ее фамилия, кажется, Михалкова, зовут вроде Юлия…
— Михайловна. Ну все. Я этот экзамен, то есть зачет, в жизни не сдам. Никогда!
— Почему, Саш?
И я рассказываю Ирке всю историю, как я орал на нее тогда у деканата.
— Ты что, Саш, прямо так ей и сказал «предательница» и прочее?
— Да-а, меня вечно за язык кто-то тянет. Ирка восхищена.
— Ну ты даешь! А знаешь что, переходи ко мне в подгруппу и мне так скучно не будет!
— Да ты что, Ир, с ума сошла, я в жизни не учил английского.
— Какая разница, его никто не учил и не знает, хотя в школе прозанимались по десять лет. А я тебе помогу, Санечка! — Она возбуждена и взбудоражена.