Гарет приложил ее ладонь к своим губам.
— Мы не должны допустить такой беды, потому что ее ручки драгоценны для меня.
Рука Ровены задержалась у его лица. Ее пальцы скользили по его теплым губам. Оказавшись в его объятиях, она не вспоминала больше о тех сомнениях, которые посеяли в ней слова Марли. Ее окружил приятный аромат корицы и гвоздики, исходивший от чашки, которую Гарет поднес к ее губам.
— Я почти забыл, — сказал он. — Выпей это.
Ровена отпрянула:
— Что это?
— Яд, конечно. Чего же еще ты ожидала от меня?
Ровена неуверенно засмеялась. Она сделала глоток, и чудесный горячий напиток заскользил вниз по ее горлу.
— Ты с готовностью выпила бы яд, полученный от меня. — Услышав печальные нотки в его голосе, Ровена наклонилась, чтобы увидеть выражение его лица, но он уткнулся подбородком в ее макушку. — Какая отрезвляющая мысль.
— Какой приятный яд.
Он нежно потрепал ее золотистые волосы.
— Это всего лишь посеет[7], который Данла сварила для тебя. Я велел ей не жалеть вина, в надежде, что ты потеряешь разум и я смогу наслаждаться твоим телом день и ночь.
Отставив чашку в сторону, Ровена бросилась на Гарета, повалив его на спину. Мех соскользнул с ее плеч. Она наклонилась, проводя своей голой грудью по его рубахе дразнящими движениями.
— Я уже потеряла разум. Не нужно и поссета, чтобы убедиться в этом.
Гарет обхватил ладонями ее голову и потянулся к ее рту. Их губы надолго задержались в пламенном единении, дышащем сладостью, теплотой и ароматом корицы.
После нескольких поцелуев задыхающийся Гарет приподнялся на локтях.
— Ровена, эти камни довольно твердые. Она ответила ему хитрой улыбкой.
— Терпите, сэр. Вы ведь не купались еще и потому недостойны моей кровати.
Она прижалась к нему своим благоухающим телом. Дождь все еще бил по ставням. Гарет забыл в ее объятиях и о твердых камнях, и о чем-либо другом, все равно, важном или неважном. Ровена вся дрожала, когда его бархатная твердость наполняла ее. Она крепко зажмуривалась, и в этот бесконечный миг ей было безразлично, убил ли он сотню вероломных и их хныкающих детей.
Марли стояла, прижавшись спиной к двери Гарета. Ее стон, низкий, как рычание, сменился звонким колокольчиком смеха.
— Да, мой нежный щеночек, — тихо сказала Марли, закрыв лицо руками. — Ревную.
Сквозь дверь послышался стон, полный агонии наслаждения. Марли заткнула уши и побежала по коридору, пытаясь скрыться от нестерпимого света, исходящего от влюбленных. Перед этим светом она казалась себе тенью, которая может исчезнуть… Марли упала на кровать, зажав зубами одеяло, чтобы заглушить рыдания.