Последний или, как говорили наши в Афганистане, крайний раз я был на баграмской авиабазе неделю назад, в самом начале января. Жил в модуле прямо у ВПП и не мог спать, потому что штурмовики давали форсаж над моей крышей и головой. Познакомился с Антоном – бравым военным летчиком, ходившим вразвалочку, руки – в карманы роскошной, вкусно пахнувшей кожаной куртки. Как-то раз сидели мы с ним в ЦБУ[22] – просторной темной комнате, едва освещенной многочисленными приборами. На стенах были изображены свои боевые самолеты и самолеты вероятного противника, висели карта-решение командира полка на отражение воздушного нападения, карта группировки ВВС и ПВО вероятного противника на ТВД[23], ТТХ [24] своих и чужих самолетов. В дальнем углу красовались опознавательные знаки истребителей-бомбардировщиков Афганистана, Пакистана, Ирана, Китая и Индии.
– У каждого из наших летчиков, – сказал Антон, хлопнув рукой по развернутой на столе карте, – сильно развито чувство профессионального самолюбия. Так что он стремится нанести точный удар, попасть именно туда, куда ему было приказано. Даже если это кишлак, в котором, помимо банды, возможно, есть и мирные. Раз взлетел, значит, надо точно нанести БШУ. Лично у меня такая позиция. Я запретил себе ощущать что-либо во время бомбардировок. Все свои личные чувства и сомнения следует оставлять на аэродроме.
Или держать при себе. Если действовать иначе, неизбежно возникнет вопрос: а для чего же тогда мы здесь?
Я посмотрел на стену и прочитал: F-16 – экипаж – один человек; практический потолок – 18 тысяч метров; максимальная скорость 1400 – 2100; максимальная перегрузка 7 – 8 единиц. Вооружение: пушка «Вулкан», бомбы, НУРСы. Потом подумал: неужели этот человек испугался журналиста?
Или история, рассказанная мне про него, – ложь?
Суть ее заключалась в следующем: несколько месяцев назад он в паре с ведомым пошел на север наносить БШУ по кишлаку, где засела банда. Через несколько секунд после сброса бомб ведомый крикнул в СПУТактико-технические характеристики.[25]: «Кажись, промазали…» Оба штурмовика сделали противоракетный маневр, спрятались в облаках, развернулись, но пошли не на кишлак, а домой – в Баграм. Лишь на подлете ведомый дождался ответа: «Ну и слава богу, что промазали».
В июне 86-го, находясь здесь же, в Баграме, я, помнится, подсел к одному мальчиковатому летчику. Из кармана его бежевых летних брюк наивно торчала огоньковская книжечка повестей Экзюпери. Взгляд светлых, как небеса, глаз был мрачным. Потерянно кривились ранние горизонтальные морщинки на тонкой коже лба. Я открыл было рот, чтобы задать очередной вопрос, но не спросил, а выдохнул его: мне на плечо положил свою сильную руку политработник. "Оставь парня, – посоветовал он, – не бери у него интервью.