— Почему меня не обучают Закону, сеньор? — поинтересовалась она.
В ответ у него лишь немного участилось дыхание.
— Я подумала, — продолжала она почти шепотом, — что я тоже могла бы научиться читать и понимать древнееврейский. И возможно, я могла бы научиться читать по-португальски тоже.
— Возможно, ты могла бы научиться превращать палки в змей и приказывать морю расступиться, — ответил он, отодвигаясь от нее.
Ханна лежала, боясь пошевелиться и стискивая зубы от злости и стыда. Вероятно, он почувствовал раскаяние за то, что закрыл тему таким образом, ибо несколько дней спустя, вернувшись вечером домой, вложил ей в руку два серебряных браслета.
— Ты хорошая жена, — сказал он ей, — но ты должна довольствоваться тем, что предназначено жене. Учение предназначено для мужчин.
— Должно быть, — сказала она, обращаясь к Мигелю, — женщинам не запрещено учиться, иначе тадеско не позволяли бы этого, у них ведь такой же Закон, как у нас, да?
— Нет, не запрещено, — объяснил Мигель. — Я слышал, что в давние времена среди великих талмудистов были женщины. Некоторые вещи прописаны в Законе, а некоторые сложились в силу обычая. Написано, что женщину можно призвать к Закону, но ее скромность обязывает отказаться. Но что есть скромность? — спросил он, будто обращался к самому себе. — Голландским женщинам это неведомо, но при этом они не считают себя нескромными.
Аннетье принесла чашки с кофе. Ханна вдохнула аромат, и у нее потекли слюнки от одной мысли, что сейчас она вкусит этот напиток. Ей нравился не столько вкус, сколько действие кофе. Будь она ученым — могла бы разгадать любое положение Закона. Будь она купцом — перехитрила бы любого дельца на бирже. Она поднесла чашку к губам и ощутила приятную горечь, вкус, который, как она осознала, напоминал ей о Мигеле. Это вкус Мигеля, подумала она, — горький и влекущий.
Дождавшись, пока уйдет Аннетье, которая бросала на нее многозначительные взгляды, Ханна заговорила снова:
— Могу я спросить, что произошло между вами и советом?
Мигель открыл от удивления рот, словно она спросила о чем-то запретном, но в то же время ему было приятно. Возможно, его восхищала ее смелость. Насколько смелой ей можно быть?
— Ничего существенного. Мне задавали вопросы о моих деловых партнерах. Кое-кому в совете не нравятся люди, с которыми я веду торговые операции, поэтому на меня наложили однодневный черем в качестве предупреждения. Для такой красивой женщины вы задаете интересные вопросы.
Ханна отвернулась, чтобы он не видел, как она залилась румянцем.
— Вы хотите сказать, что женщина не должна задавать таких вопросов?