– Простите, профессор, у меня снова не получилось.
У них остался последний шанс. Валентина подышала на сложенные горстью ладони, несколько раз энергично согнула и разогнула пальцы, чтобы согреть их и вернуть им чувствительность.
– Еще раз, Григорий. Только теперь мы будем действовать немного иначе.
– Как скажете, профессор.
Она вытащила из ножен под паркой второй метательный нож.
– На сей раз отклонитесь назад.
– Назад?
– Совершенно верно. Откиньтесь назад как можно сильнее, а руки вытяните перед собой. Повисните на крюке.
Смыслов повиновался, отодвинувшись от стены утеса настолько далеко, насколько мог.
– Вот так? – спросил он.
Валентина несколько секунд смотрела на него в свете химической палки.
– Да, именно так. Отлично! А теперь замрите. Не шевелитесь ни на дюйм. И вот еще что, Григорий.
– Что такое?
– Простите меня за то, что я сейчас сделаю.
В следующий момент стальной клык вонзился в предплечье русского, прямо над запястьем, и Смыслов дернулся всем телом.
– Еще раз приношу извинения, Григорий, но это был единственный способ передать вам нож.
Она смотрела, как Смыслов скрестил запястья и неловко выдернул нож из моментально пропитавшегося кровью рукава. Острый, как бритва, клинок в долю секунды перерезал и веревку, к которой был привязан русский, и его нейлоновые наручники. Теперь он был свободен, а она стала пленницей.
Что ж, будь что будет! Хотя бы один из них уйдет живым с этой скалы. Джон бы это одобрил.
Смыслов подошел к Валентине с ее собственным ножом в руке и склонился над ней. Лицо его было непроницаемым. Теперь от нее уже ничего не зависело. Она прислонилась щекой к камню и закрыла глаза.
* * *
Смиту казалось, что он плывет, но это не было то приятное плавание, в котором иногда ощущаешь себя во сне. Его тело было перекручено, перекошено, болью отзывалась каждая клеточка. А еще – было очень холодно, и от мороза тело все сильнее немело. Это скверно. Он должен действовать.
Он открыл глаза, но вокруг него была только заполненная снегом темнота. Приподняв голову, Смит увидел клубок из запутавшейся вокруг него веревки и страховочной системы, подсвеченный зеленоватым светом химической палки. Он висел лицом вверх, распростершись и покачиваясь от резких порывов ветра. Вокруг не было ничего и никого, а с жизнью его связывала лишь единственная тонкая нить подрагивающей веревки, тянущейся вверх.
К нему стала возвращаться память. Он вспомнил, что спускался с утеса на нижний уступ, когда вдруг вся вертикальная стена ледника обрушилась под ним. Ледопад падал с громоподобным звуком, и только благодаря чистому везению он оказался отброшенным вперед, а не погребен под тысячами тонн льда и не рухнул на уступ. Теперь он, судя по всему, висит где-то под ним.