Они были похожи на все семьи отпускников, которые наслаждаются отдыхом. Как легко создать у посторонних иллюзию того, что ты счастлив! Достаточно ходить взявшись за руки, и все решат, что вы счастливая пара, влюблены друг в друга и у вас отличная жизнь. Лишь немногим известно, что происходит за запертыми дверями. Каждый вечер за ужином она молилась про себя: только бы Росс выпил лишнего и заснул, как только уляжется в постель, а не приставал к ней.
Оливер постучал по клавиатуре стоявшего на столе компьютера, и монитор осветился. Она увидела, что ее имя и фамилия появились вверху большой анкеты.
– Так, давай запишем основные данные. Когда ты родилась?
Веру опять затошнило. Тошнота, с которой она проснулась и которая продолжала преследовать ее в поезде, прошла, как только она увидела Оливера у вокзала. Сейчас ее тошнит по-другому – не от болезни, а от страха. Она боится человека в кожанке, который стоит внизу, на улице.
Она назвала дату своего рождения.
– Твой врач, этот доктор Риттерман, всесторонне обследовал тебя, когда ты была у него?
– Да, вроде бы.
– И, если не считать приступов тошноты, в остальном ты чувствуешь себя хорошо?
Вера пожала плечами:
– Я стараюсь не терять форму; каждый день гуляю с собакой, прохожу пять-шесть километров. Летом много плаваю, два раза в неделю хожу в тренажерный зал, занимаюсь аэробикой – вернее, занималась до отпуска. Но Джулс Риттерман… – Она замолчала.
– Что такое? – Жестом Оливер пригласил ее сесть.
– Он никогда особенно много со мной не разговаривает; вот и сейчас он ничего мне не сказал. Не знаю, с чем связано его молчание – то ли у меня все в порядке, то ли, наоборот, все очень плохо и он скрывает от меня мое состояние.
– Зачем ему что-то скрывать от тебя?
Вера подняла глаза к потолку, к мигающей лампочке.
– Просто затем, что для него я всего лишь жена Росса, другой подвид с двойной Х-хромосомой, очередное звено в пищевой цепочке. – Она прикусила губу. – Извини. Не хотела быть такой напыщенной. Но меня всегда раздражает, когда со мной обращаются покровительственно.
– Любого бы раздражало на твоем месте. Такое дерьмо – обычная составляющая традиционной медицины. Потому-то врачи и выписывают рецепты на латыни, чтобы больные ничего не понимали.
Оливер придвинул ей стул и некоторое время молча разглядывал ее. Вере стало приятно. Ее ноздри улавливали тонкий запах его одеколона, она кожей чувствовала исходящую от него энергию; несмотря на весь его ум, в нем было и что-то чисто животное, крепкое, сильное, властное: лев, а может, леопард. На нем модная черная куртка, черная водолазка, черные брюки, тяжелые ботинки. Черный цвет подчеркивал черты костистого лица, живость его свинцово-серых глаз за стеклами очков, серебристые пряди в растрепанных кудрях.