– Интересно знать, отчего же ты дошла до ручки? Так хотелось трахнуться?
– Я пошла к нему потому, что он врач.
– Он не врач, а шарлатан. Знахарь.
– Вообще-то у него есть диплом врача.
– Он самый обыкновенный торгаш от медицины!
– Он врач, только ему удалось заглянуть за горизонты тесных клеток, в которых сидят большинство врачей, ясно? Я твоя жена, но я не твоя собственность, и, если я хочу пойти к доктору, которого выбрала сама, так я и поступлю. Не нравится – разводись.
Отступив на шаг, он спросил надтреснутым голосом – не столько злобно, сколько обиженно:
– Почему ты не поставила меня в известность?
– Потому что ты бы не согласился.
Слезы застилали Россу глаза, но он не сводил взгляда со своей суки жены. Поганая шлюха! Ты сводишь меня с ума! Из-за тебя я ударил сына, которого люблю больше всех на свете, а теперь ты еще смеешь возражать мне!
Ты доводишь меня до бешенства, сука. Ты довела меня до того, что я не сдержался и ударил сынишку. Видишь, что ты со мной делаешь? Видишь? Видишь?!
Россу хотелось избить ее, размазать в кашу смазливое личико, разбить пухлые губы, выбить зубы. Посмотрим, что скажет Оливер Кэбот, когда она куснет его за его длинный член выбитыми зубами!
Надо же – она смеет возражать ему! Это совсем на нее не похоже. Неужели сказывается влияние Оливера Кэбота? Неужели шарлатан настраивает ее против него? Вера никогда раньше не спорила с ним, всегда кротко соглашалась. Она не стала бы спорить и сейчас, если бы знала, что с ней происходит на самом деле.
Томми Пирмен завалил его информацией о болезни Лендта. Двадцать процентов людей, которым был поставлен такой диагноз, через год еще живы. Восемьдесят человек из ста умирают, двадцать продолжают жить. Те восемьдесят процентов все равно умерли бы рано или поздно. Отрицательный настрой. Ты умираешь только тогда, когда хочешь умереть; ты умрешь, если тебе скажут, что ты умираешь. Вера не умрет, потому что никто ей ничего не скажет. Она ничего не узнает, и поэтому все с ней будет хорошо.
Росс шагнул к жене.
– Я люблю тебя, Вера, – нежно проговорил он. – Я люблю тебя больше всех на свете. Ты ведь знаешь, правда? – Он положил руки ей на плечи; ему стало больно, когда она дернулась. – Боже, разве ты не видишь, как я тебя люблю? Я хочу любить тебя, а не причинять тебе боль. Я хочу сделать тебя лучше и сделаю тебя лучше. Разве ты не понимаешь моих намерений?
– Каких намерений?
Холодная как ледышка.
Он попытался притянуть ее к себе, обнять, но она не давалась, сохраняя между ними расстояние. Как будто между ними вогнали толстую деревяшку.