– А что, если бы человек мог говорить с цыпленком, объяснить ему? – говорю я.
– Он бы только испугал его. Цыпленок разгневался бы на человека за смерть своих братьев и сестер, родителей, убитых лишь для того, чтобы человек мог насладиться его вкусом и набить себе живот.
Обед продолжается в тишине. Я вспоминаю войну, людей, погибавших на бойнях.
Я вспоминаю слова Люсьена Дюпре, когда он еще был просто богом-учеником. Он встал и провозгласил: «Мы считаем себя богами, а на самом деле у нас та же власть, что у забойщика свиней». И он стал богоубийцей ради того, чтобы мы осознали необходимость защитить смертных от власти богов.
Он считал, что нужно убивать убийц. Странно. Но логично.
Орфей встал. Глядя на восток, он сказал:
– На самом деле главный вопрос таков: почему Бог, истинный Великий Бог, никогда не показывался своим созданиям?
– Если бы он и показался им, никто ему не поверил бы. Нам уже подсовывали столько идолов и истуканов, что Истины никто не заметил бы. Разве он был бы круче выступающих на стадионах, набитых сотнями тысяч зрителей, певцов, чьи концерты транслируют на весь мир в прямом эфире? Разве его слова, обращенные к людям, были бы увлекательней, чем мировой чемпионат по футболу? На наши чувства обрушилось столько впечатлений, что мы уже ничего не чувствуем. Как язык, обожженный жгучим перцем, перестает ощущать тонкий вкус.
– Да… Только если Бог появится на большом стадионе, и его покажут в прямом эфире.
– И еще салют и спецэффекты, как на последних рок-концертах.
– И говорить он должен достаточно интересно, чтобы зрителю не захотелось переключить телевизор на другой канал.
Эдмонд Уэллс вздыхает.
– От него бы тут же потребовали доказательств, что он Бог, и чтобы он ни говорил и ни делал, всегда найдутся те, кто скажет, что все это вранье.
– Даже если он будет десятиметрового роста?
– Публика пресыщена. Кино уже использовало множество подобных приемов. Разве что Бог создаст собственную индустрию спецэффектов.
– Да, все это отбивает охоту появляться на публике…
– Он захочет, чтобы зрители сами пришли к нему.
– Что мы и делаем.
– А если говорить серьезно, чего вы ждете от этого путешествия? – спрашивает Афродита.
– Я хотел бы найти отца, – говорит Эдип. – Тот, кто находится на вершине Второй горы, – Отец наших отцов. Мы все его дети, и должны вернуться к своим истокам.
– А я, – говорит Орфей, – хотел бы найти Эвридику. Женщину, которую я люблю.
– Но мне кажется, – с любопытством спрашивает Эдмонд Уэллс, – что ваша Эвридика заточена в аду.
– Великий Бог обладает властью над всем миром. В том числе и над адом. Я буду просить его помощи.