– За это я могу сказать спасибо тебе, – пробурчал Доминик.
– За это ты можешь сказать спасибо нашей матери, – парировал Коул. – Но не важно, кто виноват. Даже не думай, что сумеешь обмануть меня, напуская на себя безразличие. Ты хочешь заполучить Лэнсинг-Сквер. Вопрос в том, насколько сильно ты этого хочешь. Потому что если ты сейчас не согласишься, если не примешь мое более чем щедрое предложение, то ты никогда не сможешь и одним глазком взглянуть на это поместье.
Доминик невольно заморгал. На мгновение ему почудилось, что он видит перед собой не брата, а его отца. Харрисон Мэллори тоже любил прибегать к угрозам.
Глядя Коулу прямо в глаза, он проговорил:
– То есть ты не позволишь мне даже посетить это поместье, если я не женюсь вместо тебя на Кэтрин?
Коул кивнул, и на лице его появилась самодовольная ухмылка.
– И я продам Лэнсинг-Сквер. Это ведь не майорат, который переходит по наследству без права отчуждения. Я имею полное право распоряжаться им, как захочу. Найдется немало желающих приобрести его.
Доминик поджал губы.
– Я ведь уже не раз предлагал выкупить у тебя Лэнсинг-Сквер. И я готов заплатить вдвое против реальной стоимости.
– Нет, тебе я не продам. Я продам это поместье джентльмену, который хочет снести дом. Он сломает его, сожжет дотла, а заодно сожжет и то, что находится внутри, то, что ты так страстно желаешь получить. – Ухмыльнувшись, Коул откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки. – Так что, решился? Все? Или ничего?
Доминик пристально смотрел на брата, и в груди его клокотала ненависть. Как ему хотелось рассмеяться Коулу в лицо и уйти. Пусть его старший брат сам выпутывается из скандала и грозившего ему банкротства. Но он удержался от такого поступка. Удержался по двум причинам.
Во-первых, ему необходимо было получить то, что предлагал Коул. А во-вторых – Доминик не хотел признаваться в этом даже себе самому, – из-за выражения, которое было на лице Кэтрин, когда он закрывал дверь кабинета прямо перед ее носом. Боль, которую он увидел в ее глазах… Это была та же самая боль, которую и он испытывал множество раз. К тому же она выглядела ужасно растерянной…
Но жениться? У него никогда даже в мыслях такого не было. Уж он-то, бастард, рожденный от внебрачной связи, прекрасно знал, каким кошмарным и противоестественным может быть супружество. Его мать всю жизнь прожила в браке без любви, прожила с мужем, которого она презирала. И однажды ночью, напившись пьяной, она призналась, что хотела свободы. Призналась, что когда-то мечтала о том, чтобы жить с человеком, от которого зачала Доминика. Но эти мечты не осуществились: обручальное кольцо держало ее не хуже тюремных стен. Больше она не сказала ему ничего о его настоящем отце, но и этого было достаточно.