— У нас все наши пионеры…
Но Ирина Николаевна, вдруг выставив перед собой ладонь, остановила его.
— Хорошо, хорошо… Я ведь от тебя отчета не требовала. Условимся так, что отчитываться о нашей пионерской работе будем уже вместе. Ладно? А сейчас давайте лучше познакомимся с вами как следует.
И, раскрыв журнал, она стала вызывать ребят одного за другим. И каждый вставал, когда она называла его фамилию, и говорил «я» или «здесь». И в каждого она вглядывалась с веселым и немного вызывающим как будто, но дружеским интересом. Словно приглашала. «Ну, мол, давай, давай! Погляжу я, какой такой ты, Арзумян Сурен? И что ты за человек, Грачик Арсений?»
Когда дошла очередь до Милы Колоброда, она вскинула голову от журнала, спросила:
— Это не того ли известного Колоброды, что рекорд проходки поставил?
И Милка, страшно покраснев, буркнула:
— Того!
— Интересно! — И чувствовалось, что новой пионервожатой и правда интересно. Она только сдерживается с трудом, чтобы не расспросить Милку о знаменитом отце. Потом Ирина Николаевна вызвала еще по алфавиту несколько ребят. И вдруг остановилась, вгляделась в журнал, склонившись над ним, и тихо, как бы с затаенным вопросом, прочла:
— Тулубей? Тулубей Ксения… Ксана встала:
— Это я.
Ирина Николаевна долго, что-то думая про себя, смотрела на Ксану и вдруг сама заметно порозовела.
— Герой Советского Союза Григорий Тулубей — это…
— …отец, отец! — зашептали все, привставая с парт. — Это отец ее.
— Он мой папа был! — звонким, стеклянным голоском своим ответила Ксана и потупилась.
Новая пионервожатая встала из-за стола, подоила к парте, где все еще стояла Ксана, перебирая руками край передника.
— Да, — сказала Ирина Николаевна, — похожа. Садись.
Она вернулась к столу, оглядела класс и внезапно стала очень строгой, даже суровой, как показалось Ксане.
— Вот видите, — сказала Ирина Николаевна, — мне выпала честь теперь работать вожатой у пионеров школы, которая носит имя замечательного человека… Удивительной храбрости человека! Ему славу поют и честь воздают не только на нашей земле, не только под нашим небом, которое он так бесстрашно защищал. Но и там, далеко, под голубым небом Италии… И в классе у вас учится дочка этого человека.
Все в классе обернулись на Ксану и посмотрели на нее так, как будто никогда раньше не видали.
— Вон там, за окном, стоит ему памятник. (И все повернулись к окну.) Но вот, ребята, посмотрела я и на памятник, и в кое-какие дела школьные успела заглянуть, и показалось мне… Может быть, я, конечно, ребята, ошибаюсь… Но показалось мне, что имя Героя у вас само по себе, а дела ваши, и школьные и пионерские, где-то сами по себе. Портрет в коридоре, портрет такого героя не застеклен. В пазах рамки пыль. С бюста перед входом, я посмотрела, бронзировка сходит, край постамента с угла обвалился. Говорят, переписывались вы сначала с болгарскими ребятами, потом с итальянскими школьниками из Генуи начали. И заглохло у вас это дело. По успеваемости тоже… Мне казалось бы, что школа имени такого человека, каким был Григорий Тулубей… по успеваемости такая школа должна бы выше находиться. А как по-вашему?