На следующий день после той знаменательной встречи явился седовласый Куртис. Павел еще не успел проверить свои карманы и определить, что цело, а что пропало. И был искренне обескуражен, когда Куртис протянул ему бумажный сверток, тряхнув им, как спичечным коробком.
— Брали на сохранение? — спросил Павел.
— Представь себе… Хозяйка твоя могла бы и не вернуть.
Павел пошарил в том кармане, где лежал сверток.
— Тут была еще одна рыжая игрушка, — сказал он рассеянно. — Неужели она вам так понравилась?
Куртис не понял.
— Какая рыжая?
— Ну ладно, я вам дарю ее, маэстро, — сказал Павел. Но, увидев, что Куртис вот-вот обидится, поспешил его успокоить: — Не расстраивайтесь, маэстро. Черт с ней.
Куртис сказал, чтобы Павел пока не выходил на улицу. Без хороших документов нельзя.
— У тебя фотокарточка для документа найдется? — спросил он.
Карточки у Павла не было.
Куртис вынул из кармана крошечный, не больше спичечного коробка, фотоаппарат, поставил Павла против окна и щелкнул несколько раз.
Сказав Павлу: «Ну что ж, живи, отдыхай!», он ушел.
…Было ясно, что завязать с хозяйкой дружбу не удастся. Павел быстро сделал и другое заключение: она неотрывно следила за ним. Когда Павлу надоело дышать свежим воздухом только через форточку, он однажды попытался выйти на улицу. Хозяйка загородила ему дорогу и заявила сухим тихим голосом:
— Вам нельзя выходить.
— А выползать можно?
— Нельзя выходить, — бесстрастно повторила хозяйка.
— Но в чем дело? — крикнул Павел.
— Так велено.
«Чем бы заняться?» — думал Павел, усаживаясь на диван. Он оглядел комнату. На стене над комодом висело несколько фотографий. Павел, сидя на диване, начал их изучать. Вот семейная фотография, на ней изображено пять человек: отец, мать и трое детей. В высокой девушке, обнявшей родителей, едва угадывалась хозяйка квартиры. «Красивая была», — подумал Павел.
С другой фотографии глядели молодая пара и двухлетний мальчик. Была еще фотография уже старой женщины и молодого человека в матросской форме, как видно, матери и сына.
Те порнографические открытки, которые он обнаружил однажды в отсутствие старухи у нее в столе, к семейным фотографиям явно не относились. Можно было только удивляться, с какой стати старушка держит их.
В соседней комнате, куда вела внутренняя дверь, стояли кровать хозяйки, шифоньер и трюмо овальной формы со всевозможными маленькими ящичками и полочками. Против кровати разместился кованый сундук, покрытый домотканым красно-черным ковриком.
Биографию старухи трудно было себе представить. Может быть, думал Павел, у нее в жизни произошла какая-то трагедия. Как говорится, жизнь не получилась, и женщина обозлилась постепенно на весь белый свет. Кто ее знает? Одно только Павел понимал ясно: старуха зависит от Куртиса и потому так предана ему.