– Как ты посмела обманывать меня? – прорычал он глубоким гортанным голосом. – Все это время, с самого первого момента, только ложь и обман. – Прости, – прошептала Рия, застыв от ужаса и не отваживаясь поднять на него глаза. Кристина протиснулась между ними.
– Такое предательство – и только «прости»?! – Слова были похожи на пули, на первые крупные капли проливного дождя.
И вот уже ливень едких обвинений обрушился на ее голову. Димитриос перешел на греческий, но смысл его речи был ясен и так.
– Никогда еще не приходилось мне просить кого бы то ни было из моих гостей оставить этот дом, но тебе я говорю: ты улетишь первым же самолетом.
Это прозвучало как приговор. Он сказал все.
Наконец Рия подняла на него влажные глаза и в его взгляде увидела столько ненависти, что кровь застыла у нее в жилах. Почему она не рассказала ему все раньше? Почему она такая трусиха? То, что все выяснилось при свидетелях, что его застали врасплох, вдвойне усилило обиду. Хуже не придумаешь…
Еще раз одарив ее взглядом, полным презрения, он повернулся к Никосу, который обнимал Поппи за талию. Их юные лица были бледны и полны ужаса. – А вас двоих я завтра жду у себя в кабинете в девять ноль-ноль, прорычал Димитриос сквозь зубы – Вам придется кое-что мне объяснить, и чем быстрее – тем лучше.
Когда он с каменным лицом вышел из комнаты, Кристина издала душераздирающий вопль и бросилась вслед за ним, обливаясь слезами.
Поднявшись к себе в комнату, Рия присела на край кровати и, застыв, как кусок льда, уставилась на свое бледное отражение в зеркале. Боль, которую она сейчас испытывала, была сродни той, что постигла ее много лет назад, когда молодая женщина из полиции, ласково заглядывая ей в глаза, сообщила, что вся ее семья исчезла с лица земли в один миг. Тогда Рия все спрашивала и переспрашивала ее и в конце концов вынуждена была поверить в то, что они действительно все погибли в столкновении с машиной, за рулем которой сидел пьяный водитель. Тогда она поклялась себе, что никого никогда не будет любить так, как любила их, я сделает все, чтобы никто никогда не причинил ей такую же боль. И ей это удавалось довольно хорошо. Но вот однажды большой черноволосый смуглый человек грубо повалил ту башню из слоновой кости, возвести которую ей стоило такого труда.
– Я ненавижу его, – заявила она большеглазому привидению в зеркале, я действительно его ненавижу.
Но врать себе бессмысленно: она любила его всем сердцем и не представляла, как вернуться к обычной жизни и что делать, чтобы не рассыпаться на тысячи мелких осколков. Содрогнувшись, как от озноба, хотя ночь была теплой, она спрятала лицо в дрожащих руках, не в силах смотреть на свое странное отражение. Не переставая горько упрекать себя то в одном, то в другом, она довела себя до полного изнеможения и наконец, свернувшись калачиком, улеглась в постель, чувствуя себя маленьким зверенышем, который уже больше не может бежать от преследователей.